Польский пароль

Вспомнил, как вместе с майором Матюхиным они именно над этим ломали голову почти всю ночь незадолго перед отлетом. Перебрали с добрый десяток самых различных вариантов. Остановились на основном: подключившись к полигонным линиям связи, изучить маршруты поездок Крюгеля (как шеф-строитель, он наверняка много ездит), а затем под видом патруля фельджандармерии перехватить его машину где-нибудь на глухом маршруте.

Этот план Полторанин и изложил сейчас в общих чертах.

— Абсолютно неприемлемо! — сказал польский командир. — У них между объектами полигона налажена только радиосвязь. Рабочие волны постоянно меняются. Кроме того, десятки контрольных пунктов и специальных зон, а значит, множество различных пропусков, паролей. Вас арестуют сразу же при выходе из леса. У первого шлагбаума. Не забывайте, охрану полигона несут отборные эсэсовцы.

Он походил по комнате, опять отхлебнул чаю, неожиданно обратился к жене:

— Тереза, что ты на это скажешь?

Та мягко, виновато улыбнулась. Пожала плечами:

— Я думаю, только Франц. Больше некому.

— И ты мне сама это предлагаешь? Постой, постой, но он же служит в Жешуве, а мы говорим о полигоне! Понимаешь?

— Понимаю, — снова ласково улыбнулась женщина, — Все дело в том, что Франца на днях перевели в автомастерские полигона, недалеко от Пусткува. Ты же знаешь, я недавно с нашими разведчиками была в Жешуве и заходила к сестре. Кстати, она сейчас не работает, сидит с ребенком. Она и сказала, что мужа откомандировали как опытного шофера-автомеханика. Очевидно, полигон скоро собираются эвакуировать.

— Матка бозка… — вздохнул командир. — В таком случае мы ставим под удар твою Марию с ребенком. Наверняка…

— Наверняка, — согласилась жена. — Но ведь ничего другого нет?

— Пусть будет так! По нашему святому принципу: «Цо муви пани»[35]

. — Командир подошел к Полторанину, дружески положил руку на плечо: — Вы видите, мы с Терезой пускаем в бой наш последний семейный резерв. Это шутка, а если серьезно: австриец Франц Герлих — прекрасный парень, коммунист, смелый искусный разведчик. Он выполнял прямо-таки невероятные задания. В последнее время мы его поберегли, но сейчас, я полагаю, наступил черед Франца. Да и права Тереза, никто, кроме него, не сможет вам помочь. Запомните пароль: «Одолжите мне двадцать пфеннигов!». С этих слов началось когда-то наше знакомство с ним.

Весь день разведчики отдыхали на гостеприимном лесном кордоне. А ночью, опять в сопровождении Янека, двинулись в обратный путь.

Погода испортилась. Моросил дождь, но он казался им, разгоряченным быстрой ходьбой, теплым, добрым, предрекающим, как гласит об этом народная примета, удачливую дорогу. Да оно и похоже было: в лесу и на берегу держалась густая непроглядная темень, только где-то вдали над рекой, ниже по течению, шипели и тотчас гасли немецкие осветительные ракеты.

Плоскодонку партизаны за минувшие сутки подремонтировали, устранили течь, подсмолили — она легко скользила сквозь рябую пелену летнего дождя. До берега уже оставалось несколько метров, как вдруг справа, с откоса, у которого кончалось луговое болото, упал на воду слепящий свет фары, метнулся и почти сразу же нащупал лодку. Отрывисто, гулко застучал пулемет, одновременно с очередью с лодки упали двое: капрал Гжельчик, сидевший у кормового руля, и проводник Янек — он как-то неохотно выпустил из рук весла и медленно завалился за борт, упал без всплеска, будто нырнул.

Полторанина, наверное, спасла немецкая форма. Когда он выбрался на берег, чуть ниже болота, его окриком остановили у кустов двое эсэсовцев, и, осветив фонариком, на секунду засомневались, увидев гренадера-ефрейтора. Этого Полторанину оказалось достаточно, чтобы прошить обоих автоматной очередью.

«Не будете светить, идиоты!» — сплюнул он и не переводя дыхания нырнул в заросли орешника,

17

Берлин опять транслировал по радио «Лоэнгрина». В последнее время Рихард Вагнер частенько звучал в эфире, и для проницательного ума причина этого была понятна. Восточный фронт трещал по всем швам, если не сказать — разваливался, и берлинские радиобоссы, умерив пропагандистскую патетику, старались теперь заполнить паузы любимыми мелодиями фюрера.

Ганс Крюгель с досадой выключил «Телефункен». Вспомнился довоенный провинциальный Байрейт, где Крюгель, тогда еще свежеиспеченный обер-лейтенант, оказался совершенно случайно — проездом по служебной командировке. Городок его поразил: вокзал и вся центральная улица были сплошь увешаны красными нацистскими флагами со свастикой, гирляндами бумажных цветов, разноцветных шаров. Все это напоминало огромный ярмарочный балаган. Оказалось, в Байрейт по случаю ежегодного вагнеровского фестиваля приезжал сам фюрер с кавалькадой верховных бонз третьего рейха.