Польский пароль

— Да что вы! — опешил, оскорбился тот, — Ни грамма не нюхал. Чего это я, командир, в боевой обстановке позволю…

— Тогда докладывай по-человечески. Откуда сведения?

— Мне один дед сказал. У него офицер ихний на постое жил будто бы.

— Может, «обс»? «Одна баба сказала»? Эх ты, разведчик… Зачем ящик приволок, что в нем?

Вахромеев все больше злился на земляка Савушкина, он теперь не сомневался, что вражеский гарнизон спугнул именно Савушкин со своим взводом.

Старшина обиженно насупился: он, понимаешь, с подарком, с вестью хорошей, а его отчитывают. За что?

— Никакой это не ящик… — пробурчал он, — А печка трофейная. Обогревательная, бензиновая. Я же говорю: с дедом беседовал. У него и печку выпросил. Эти самые офицеры в его доме проживали, а печку, стало быть, бросили. Второпях, когда вчера драпали отсюда.

— Как вчера?!

— Ну так, вчера. Они ведь отступили вечером, на ночь глядя. Когда, значица, дороги подмерзли. И правильно. Это мы, дураки, днем по уши в грязи барахтаемся. А ежели с умом воевать…

— Да постой ты, погоди! — обрадованно прервал комбат словоохотливого старшину. — Выходит, противник ушел еще вчера? Что ж ты сразу не сказал, чего голову морочил, лиходей черемшанский?!

Эго в корне меняло дело, причем, меняло в положительную сторону. Теперь получалось, что батальон Вахромеева, вдрызг измотанный бездорожьем, даже подойдя сюда точно к сроку, все равно не смог бы выполнить свою задачу — противника тут уже не было. Просчет допущен где-то наверху, да и вряд ли это просчет: война любит поиграть в прятки.

Савушкин, между тем таинственно жмурясь, вытягивал из планшета карту, тряхнул ее, чтобы развернулась полностью, и широким жестом уложил на стол.

— Захвачен трофейный документ! Тут все как есть обозначено.

— Где взял?

— А все в той хате у деда. Уж я там все обшарил, все как есть обнюхал. Нюх у меня, сами знаете, охотницкий, — Егорша, разумеется, умолчал, что карту эту вытащил из офицерской печки. А подсказал дед: мол, в ней жгли бумаги. Второпях жгли, может, чего и осталось целым. Вот карта и осталась.

Вахромеев с первого взгляда определил: карта уже устарела — обстановка нанесена трехдневной давности, еще до начала нашего наступления. Однако многочисленные оборонительные рубежи, нанесенные жирно-синими гребенками, впечатляли.

— Ишь ты! — удивился Савушкин, разглядывая карту. — Вокруг этого Залесного прямо сплошная щетина, Поди, сами пугались, когда рисовали.

— А Тарнополь-то[8], оказывается, крепость! — присвистнул Вахромеев, — Так и написано: «Фестунг Тарнополь». Ну и брехливые пошли немцы, чего только не придумают для острастки!

На пороге неожиданно появился ординарец Прокопьев с подвязанной на животе старой гимнастеркой заместо фартука.

— Товарищ капитан! К нам сам командир дивизии едет! Уже приближается.

— Звонили, что ли? — повернулся Вахромеев.

— Никак нет. Это я визуально. Мне из кухни в окошко видно: с горы два бронетранспортера спускаются. Я их по номерам узнал — из штаба дивизии.

Вахромеев живо схватил шапку и выскочил во двор. Верно: уже на въезде в село гремели гусеницами два приземистых бронетранспортера. Комбат встревожился: что означает приезд полковника, да — еще на ночь глядя? О занятии Залесного Вахромеев доложил по радио лишь полчаса назад, подробности не сообщал, сославшись на последующее боевое донесение… Может, до каким-то другим каналам комдив узнал о преждевременном отходе противника?

Бронетранспортеры остановились против ворот, на землю спрыгнул полковник — широкоплечий, почти квадратный, в кургузой солдатской телогрейке, туго перехваченной ремнем (маловат ватничек-то, подумал Вахромеев).

— Здорово, кержак! Наверно, ломаешь голову: зачем, дескать, пожаловал? Проездом я, чайку попить да картошечкой жареной побаловаться — у тебя ведь эта еда фирменная. Дай команду, чтобы покормили моих гвардейцев, а мы пока погомоним с тобой полчасика. Пошли в хату.

Полковник прихрамывал, чуть припадая на правую ногу, очевидно, все еще сказывалось осеннее ранение на днепровском плацдарме.

— Может, фельдшера позвать? — предложил Вахромеев.

Комдив остановился, оглядел капитана с ног до головы пристально, вприщур, и даже, пожалуй, с явной насмешливостью.

— Ты брось, Вахромеев. Ишь заботливый какой! Лучше расскажи мне, как это ты умудрился взять Залесное без боя? Стратег, прямо стратег…

— Очень просто. Немцы отсюда ушли еще вчера.

— Как вчера? Не путаешь?

— Никак нет. Отошли вечером численностью до пехотного батальона.

— Ага, понятно… — Полковник энергично потер ладони, тряхнул кистями рук, будто сбрасывая с пальцев невидимые капли. (Вахромеев сразу приободрился: это был хороший жест, привычки комдива он знал!) — Интересно… Ну что ж, Вахромеев, поужинаешь ты сегодня с аппетитом. Это я тебе гарантирую.

На пороге горницы капитан досадливо чертыхнулся: у стола как ни в чем ни бывало сидел на своем прежнем месте старшина Савушкин. Да еще вовсю чадил козьей ножкой — ну не нахал ли? Он, конечно, умышленно остался в горнице, его медом не корми, дай только липший раз поторчать на глазах у начальства.