Читаем Полтавская битва: 300 лет славы полностью

Меншиков бежал через плавучий мост среди низкорослых стрелков – ингерманландцев, потрясая шпагой – кричал во весь рот. Все солдаты кричали во весь рот. По ним бухали чугунные пушки с высоких стен Иван-города, бомбы шлепались в воду, с шипеньем проносились над головами. Меншиков добежал, соскочил на левый берег, обернувшись, махал краем плаща – “Вперед, вперед!” Горбатые от ранцев стрелки густо бежали через осевший мост.

Меншиков по колено в воде побежал, перегонял колонну: “Барабанщики – вперед! Знамя – вперед!” Пушки Иван-города били теперь через реку по колонне, ядра шлепались у берега, окатывая водой, разлетались о стены, обжигали осколками, мягко, липко ударяли в людей… Передние ряды, срываясь, взмахивая руками, уже карабкались по кирпичной осыпи пролома на гребень. Забили барабаны. Крепче, крепче прокатился крик по колонне стрелков, вползающих на гребень. Там, за гребнем, хрипло завопил голос по-шведски. Рванул залп. Заволокло дымом. Стрелки хлынули через гребень пролома в город.

Вторая штурмующая колонна проходила мимо генерала Чамберса. В голове колонны – через луг к бастиону Гонор – беглым шагом шел батальон преображенцев, – рослые на подбор, усатые, сытые, в маленьких треуголках, надвинутых на брови, штыки привинчены к ружьям, так как был приказ – не стреляя – колоть.

Батальон вел подполковник Карпов. Он знал, что на него смотрят и свои и шведы, притаившись в проломе. Шел, щегольски выкатив грудь, вытянув нос, не оборачиваясь к батальону. Позади него четыре барабанщика, надрывая сердце, били в барабаны. Полсотни шагов оставалось до широкого пролома в толстой кирпичной стене, – Карпов не ускорил шага, только плечи его стали подниматься. Видя это, солдаты, сбивая шаг, нажимали – здание на передних. Рокотали барабаны. В проломе медленно поднялись железные каски, ружейные дула. Карпов закричал: “Бросай оружие, сволочи, сдавайтесь!” И со шпагой и пистолетом побежал навстречу залпу. Блеснуло, грохнуло, ударило в лицо пороховым дымом… “Неужто – жив?” – обрадовался. И отвалил преодаляемый страх, от которого у него поднимались плечи. Душа захотела драки. Но солдаты перегнали его, и он напрасно искал – на кого наскочить со шпагой. Видел только широкие спины преображенцев, работающих штыками, как вилами, по-мужицки.

Третья колонна – Аникиты Ивановича Репнина – с осадными лестницами бросилась на штурм полуразбитого бастиона Глория. Со стен бегло стреляли, бросали камни и бревна, зажгли бочки со смолой, чтобы лить ее на осаждающих Аникита Иванович в горячке топтался на низенькой лошади у подножья воротной башни – потрясал кулачками, и кричал тонким голосом, подбадривал – из опасения, чтобы его солдаты не оплошали на лестницах. Один и другой, и еще несколько, подшибленные и поколотые, сорвались с самого верха… Но Бог миловал – солдаты лезли на лестницы густо и зло. Шведы не успели опрокинуть огненные бочки – наши были уже на стенах.

В три четверти часа все было кончено. Как ураган, ворвались русские на площади и улицы старой Нарвы. Остановить, отбросить их было уже невозможно.

Генерал Горн сидел на лошади, опустившей голову до самых копыт. Полсотни кирасир угрюмо и неподвижно стояли за его спиной. Генерал глядел и ждал, жуя сморщенными губами. Вот, на дальнем конце одной, потом и другой улицы стали перебегать человечки. Он не мог понять – что это за человечки и зачем они перебегают? Кирасиры за его спиной начали глухо ворчать.

С двух сторон по широкому валу во весь конский мах, с настигающим визгом, мчались бородатые казаки в устрашающих высоких, сбитых на ухо бараньих шапках. Кирасиры, оглядывались друг на друга, стали вынимать шпаги, бросали их на землю и слезали с коней.

Первым подскакал разгоряченный Ренн и схватил за узду лошадь генерала:

– Генерал Горн, вы мой пленник!

Тогда он, как сонный, приподнял руку со шпагой и Ренну, чтобы взять у него шпагу, пришлось с силой разжать пальцы генерала, вцепившегося в рукоять.

Петр стремительно вошел в сводчатую рыцарскую залу в замке. В руке – обнаженная шпага. Петр Алексеевич сел у стола, но тотчас поднялся. Двое солдат с офицерами ввели генерала Горна. Стало тихо. Горн подошел к царю Петру, поднял голову, глядя мимо мутными глазами, и губы его искривились усмешкой. Все видели, как сорвалась со стола, сжалась в кулак рука Петра, как с отвращением передернулись его плечи. Петр молчал столь долго, что все устали не дышать…

– Не будет тебе чести от меня, – негромко проговорил Петр – Глупец! Старый вояка! Упрямец хищный… Отведите его в тюрьму, пешим, через весь город, дабы увидел печальное дело рук своих…”


При штурме Нарвы русские потеряли 350 воинов убитыми и полторы тысячи ранеными. Падение крепости разделило шведские войска в Ливонии и в Карелии. Петр писал: “Нарву, которая 4 года нахрывала, ныне, слава Богу, прорвало.”

Шведские войска были отброшены из Ингрии – к Ревелю, Пернову, Риге. Военный историк В. Верходумов подвел итоги начального этапа Северной войны:

Перейти на страницу:

Все книги серии Герои и битвы

Грюнвальдская битва. 15 июля 1410 года. 600 лет славы
Грюнвальдская битва. 15 июля 1410 года. 600 лет славы

Эта работа посвящена 600-летнему юбилею Грюнвальдской битвы 15 июля 1410 года – великому сражению Средневековья, на века определившему судьбы многих народов Европы.Издание рассказывает о причинах войн в истории человечества, о воинах и армиях Александра Македонского, Ганнибала, Юлия Цезаря – знаменитых предшественников великолепного рыцарского войска. Подробно говорится о происхождении европейского рыцарства, их подвигах, воспетых трубадурами и мейстерзингерами, о турнирах и замках с VIII по XIV век. Издание рассказывает о крестовых походах, о духовно-рыцарских орденах – иоаннитах, тамплиерах, тевтонах (авторы несколько лет назад выпустили книги, ставшие бестселлерами – «Рыцарство», «Духовно-рыцарские ордена», «Монашеские ордена», «История Мальтийского ордена», «Тевтонский орден»).

Александр Радьевич Андреев , Максим Александрович Андреев

История / Образование и наука

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука