Полукровки

Я написал свое имя и фамилию – одну из тех, что использовала Либби, – и пошел следом за ней по стерильному коридору, затем уселся в кресло ждать вместе с ней.

Телевизор был включен, как всегда, чтобы было куда еще смотреть. Чтобы отвлечься.

Поскольку мы были одни, мы услышали это одновременно. Это был эпизод неразгаданной тайны. Мы уловили сказанное зловещим голосом сообщение о торнадо, о похищенной девочке, после рекламы – сообщение из первых рук о том, как бигфут ограбил винный магазин в Арканзасе восемь или девять лет назад. Зловещий голос выдал это как шутку, как передышку после серьезного рассказа о пропавшей девочке. Словно это была шуточная часть программы.

Тетка, рассказывавшая об ограблении, затягивалась сигаретой через каждые три слова и старалась держаться так, чтобы название ее винного магазина было видно у нее над плечом. На входной двери был большой, вырезанный из дерева бигфут, дерево было еще свежее. Он держал в руках вырезанный из дерева пистолет и целился в живот любому, кто стоял перед ним.

Согласно зловещему голосу, дело еще не было закрыто до рассмотрения всех свидетельств. До нахождения объяснения. Если у кого есть информация об этих дерзких ограблениях, то позвоните по такому-то номеру, звонок бесплатный.

Затем показали даты.

Они совпадали с годом смерти Деда. Тем годом, когда Даррен вернулся домой, чтобы встать между Рыжим и Либби. Они совпадали с пластиковым мусорным мешком на столе, набитом бутылками с земляничным кулером и купюрами.

Мне захотелось еще раз посмотреть на статую бигфута. Большинству вервольфов статуй не ставят. Сюжет завершался фотографией сотрудника полиции штата, который был убит при попытке помешать ограблению винного магазина, на которое он наткнулся. Относилось это к данному делу или нет, было непонятно.

– Не в том месте не в то время, – сказал я.

– Не говори ему, – сказала Либби, прочитав мои мысли, и резко дернула головой, когда звякнул идущий вниз лифт. – Это ничего не изменит. Ничего. Разве что он решит, что прославился. Подумает, что они хотят, чтобы он продолжал это делать.

– Он знаменитость, – сказал я.

Она просто смотрела на меня, пока я не кивнул, – да, конечно.

После игры, необходимой для Даррена, чтобы протащить кролика в коматозное отделение и наклониться, чтобы расписаться в планшете, мы повели его к палате 77 на седьмом этаже.

– Мой бургер, он живой! – паясничал Даррен, поднимая бумажный пакет. В нем бился кролик. Не знаю, как он заставил его замолчать. Наверное, замотал морду скотчем. Или зашил степлером, стянутым с информационной стойки внизу. Однако со степлером ему пришлось бы зайти в туалет. Это было бы затруднительно.

– Готов? – сказала ему Либби.

– Готов, – сказал Даррен, затем обратился ко мне. – Можешь подождать здесь, если хочешь. Я не перестану тебя уважать, то есть я не представляю, как бы я мог, но…

– Он должен увидеть, – сказала Либби и толкнула дверь. – Он достаточно взрослый.

Она пыталась подготовить меня, я понимал. Она постоянно учила меня убивать мою добычу. Если у меня когда-нибудь будут зубы.

Это заставляло меня забывать, как дышать нормально.

– Группа из трех, – сказал Даррен, прижимая к груди коричневый пакет, – теперь сидит…

Как только мы оказались внутри, Либби показала мне на дверь.

Я заклинил рукоятку стулом.

Его звали Моррис Уэкслер.

На тумбочке возле его кровати стояли увядшие цветы. Предполагалось, что медсестры должны были подливать им воды. Но я предположил, что они и так зашивались, выпаивая пациентов. И в это крыло, как я представлял, члены семей заходили все реже и реже.

Передняя часть глотки Морриса Уэкслера представляла собой мешанину застарелых шрамов.

Это заставило меня посмотреть по-иному на рот Либби.

– Я думала, он умер, – объяснила она.

– Он и был мертв, Либ, – сказал Даррен.

– Кем он был? – спросил я.

– Он был сразу после Рыжего, первым, – сказала Либби. – Я не… я не могла правильно соображать.

Она стояла у окна, отвернувшись от Морриса Уэкслера. Я был уверен, что она опять плачет. Не так, как всегда. Тише. Словно с ее лица сочилась печаль.

– Тс-с-с, – сказал Даррен на пакет.

В ответ лапа кролика пробила его.

Даррен схватил ее. Однако у него были только две руки.

– Лучше сделать это быстро, – сказал он Либби.

– Мы встречались, – сказала она мне. Для меня. – Ничего серьезного.

Когда она это сказала, я увидел ее в то время. И увидеть ее в восемнадцать лет было все равно что увидеть мою маму, собирающуюся на свидание.

Но ведь она должна была?

Я ведь есть, верно?

– Расскажи остальное, – сказал Даррен, уже серьезнее.

– Это… это была не его вина, – сказала Либби.

– Он бил ее, – сказал Даррен, глядя в упор на Морриса Уэкслера. – Он лупил ее, как боксерскую грушу, как Рыжий, так что она нанесла ему особый визит. Верно, Либ?

Либби у окна хлюпнула носом.

– Он был мертв, когда я покинула ту комнату, – сказала она.

– Медики откачали его, – понял я.

Она отерла нос тыльной стороной руки.