Читаем Полунощница полностью

Еще десяток мужиков из местных, своих, бродили не у дел. Стянули кошелек у паломника, телефон чей-то подрезали. Дед Иван «от греха» перебрался к волонтерам спать. Корзины его больше никому не нужны – поставили в кельях системы хранения из «Икеи». Но дед как-то выживает. Говорит, всё лучше, чем в колонии. Когда он, горбатый, какой-то пришибленный, прибыл на остров, Летчика уже похоронили, да и не больно-то верилось, что у героя может быть такой сын. Но Иван все деньги ухнул на памятник с красной звездой, на табличке санитарок благодарил поименно, никому сомневаться не дал, что их Летчик – Колошин Юрий Иванович. А как постарел дед Иван, вроде и похож стал чем-то… Семен ему за магазинной всегда ходил, сивуху дед не жаловал, вроде как, нахлебавшись по молодости, туберкулез заработал. В это воскресенье из-за деда Ивана, не желавшего даже растереться самогоном, Семен лаялся с продавщицей до самого причала. Раньше она за них была: и после закрытия отпускала, и, самое главное, в долг – переметнулась, значит.

Когда Семен все это обдумывал, глядя на обветшалые перекрытия казармы, на огонь в самодельной печи, – будто с отцом разговаривал, потому, не прерывая потока мыслей, спросил в голос:

– И куда теперь нам деваться?

В тайнике казармы Семен хранил самозарядный ТТ, черный, с выпуклой звездой на рукоятке. Главный схрон был дальше, и до сих пор никто его не обнаружил. Раньше случайный турист еще мог здесь оказаться: подняться на смотровую десятиметровую башню с гнутыми петлями ступеней и отверстиями в перекрытиях для передачи боеприпасов, поснимать виды. Но прошлой весной один любопытный полез сюда ночью да и ухнул сквозь перекрытия, расшибся насмерть. Настоятель срочно закрыл проход на Оборонный. А Семен воспрял духом – наконец-то их с отцом оставят в покое.

Но едва в этом году сошел снег, он сам поднялся на вышку и заметил: все ближе к Оборонному подступает строительство. Мостки почти соединили остров с главной валаамской землей, а Семен помнил время, когда добраться сюда можно было лишь в обход, на моторке. Монастырь ли строил, другой кто – Семену не рассказывали. Рабочие прикидывались глухонемыми: может, и не знали заказчика.


Покемарив на лавке возле печки, Семен дождался, когда туман уляжется. Медленно пошел по острову. Оборонный, зараставший в сезон травой и рябинником, в конце апреля стоял голым и все еще принадлежал ему одному. Семен знал, где перемахнуть старый оплывший окоп, где ржавчина колючей проволоки срасталась с землей, но так и норовила проткнуть подошву. Иногда в такую прогулку под сапогом что-то звякало – стоило ковырнуть землю, оттуда выглядывало ребро оловянной покореженной плошки. Если на плошке была вмятина от пули, Семен говорил: «Васькина работа», – и забирал трофей с собой.

Дойдя до поваленной сосны, на половину толщины ствола ушедшей в землю, Семен садился перед ней на корточки и, пальцами отколупывая мох, прощупывал пулевые раны. Здесь уже были и его заслуги. Еще юношеские. Стрелять в то лето он так и не научился. Но один его выстрел из винтовки перевернул жизнь с ног на голову. Поначалу гордился тем, как вышло. Теперь, научившись стрелять, как положено, Семен все чаще думал: то была ошибка. Отец попал или срикошетило – все вышло зря.

Обойдя башню, Семен свернул направо, побрел по чавкающим плюхам серого мха. Вдохнул ладожскую хмарь, раздвинув ветки рябинника: за ним засыпанная землей берлога. Случайный человек посветит телефоном и уйдет. Стоит соскрести землю, в берлоге покажется дверь, за ней – ход.

Согнувшись, гусиным шагом Семен добрался до полукруглого зала. Там в деревянных грубо сколоченных ящиках лежало его наследство: финские винтовки и обоймы, проложенные мешковиной, взрывчатка, гранаты. Их кольца блестели, готовые к бою. Семен пересчитал ящики, хотя и так понимал, что никого здесь не было. Взял винтовку и обойму к ней. Если подстрелит зайца, Танька им сварганит жаркое.

Вывалившись в другой выход, Семен оказался на привычной площадке метр на два на обрыве. Постоял над Ладогой.

Стало совсем светло. Солнце за облаками – как шарик белой шерсти. Семен залег за трухлявый труп сосны. Взял оружие на изготовку, снова прицелился в ствол еще живого дерева метрах в пятнадцати на север. Зайцы, напуганные выстрелами, попрятались. Птицы, обживая рябинник, на миг умолкали и снова разражались трелями. Семен в очередной раз попал в мишень, вырезанную ножиком на высоте человеческого роста. За годы ее так и не затянуло. Поднявшись на колени, Семен застыл – представил, какой обзор был у отца.

Охота сегодня не задалась. Палить по мишени надоело. Семен влез на башню, осмотрелся – был виден храм на Центральном, скиты, стройки. Большая вода. Веселая компания мчалась на катере: в прицел винтовки Семен разглядел рыжего парня с двумя девицами. Гладил приклад у плеча, вел стволом за лодкой. Та удалялась. Пусть. Главное, как целиться – не забыл.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза