Ползучий плющ

Ответила миссис Рашэм, домработница, и сообщила Триш, что Уиллоу не будет до вечера. Она предложила передать ей все, что нужно, но Триш назвала только свое имя. Нажав пальцем на рычажок, она размышляла, что еще можно предпринять. Наконец она сообразила, что если кто и знает об уликах, на основании которых арестовали Ники, так это Антония. Триш снова сняла трубку и набрала номер.

— Роберт Хит.

Она настолько удивилась, услышав его голос, что едва не выронила телефон. По-видимому, неприятности на работе — в чем бы они ни состояли — уже позади.

— Привет, Роберт. Это Триш, Триш Макгуайр. Как у тебя дела?

— Обычно ты не так глупа. Как, черт возьми, по-твоему, могут быть у меня дела? Антония у тебя?

— У меня? Нет… а что? — Триш привыкла не обращать внимания на его враждебность. — Я думала, она дома. Поэтому и звоню.

— Нет. Здесь только Мария Селеста, а мне нужна Антония. Лотти мертва.

Ледяная рука стиснула горло Триш. Она всегда подозревала Роберта, но от этого было ничуть не легче.

— Триш? Ты слышишь, Триш?

— Да. — Она дважды кашлянула. — Да, я слышу, Роберт. Почему ты сказал, что Шарлотта мертва?

— Они арестовали Ники Бэгшот за убийство. Она оставила мне записку, в которой только это и сказано. Я позвонил этим проклятым занудам, но мне ничего не объяснили, ни где нашли тело, ни кто убил Лотти. Ничего. Сумасшедший дом!

— Тела нет. Его еще не нашли.

— А откуда тебе это известно, Триш? — Подозрительность в его голосе не убеждала.

— Потому что Ники попросила полицию сообщить о своем аресте мне, и когда они позвонили, я спросила про тело. — Триш старалась, чтобы ее голос не выдал обуревавших ее чувств. — Я договорилась, чтобы к ней пришел адвокат и убедился, что она знает свои права и получает всю необходимую помощь.

— Ты

договорилась насчет адвоката? Но почему? Какое это имеет к тебе отношение?

— Ники попросила связаться со мной. — Почему Роберт не понимает простейших вещей, которые она ему говорит? — Я сделала для нее, что могла.

— Я потрясен, Триш, — уже гораздо теплее и человечнее проговорил Роберт. — И благодарен. Просто не могу поверить.

Она решила воспользоваться его необычной мягкостью.

— Слушай, Роберт, могу я заехать? Мне нужно кое-что узнать, и было бы легче расспросить об этом тебя, а не Антонию. Мы можем поговорить?

— Запросто. Но не здесь. Нет смысла торчать дома, если Антония не приедет обедать. За последние дни я возненавидел этот дом. Как насчет «Глазированной груши»? Знаешь, где это место?

— Рядом с Шарлотт-стрит? Да, знаю. Могу встретиться там с тобой где-то через полчаса.

— Давай через сорок пять минут. Я оставлю Антонии записку, на случай, если она все же соблаговолит заявиться. До встречи, Триш.

Окрыленная тем, что все так легко устроилось, Триш помчалась по винтовой лестнице переодеваться. «Глазированная груша» была довольно новым, чрезвычайно модным заведением с баром и рестораном, где в основном собирались работники телевидения и рекламы. Ей не хотелось испортить все дело, представ перед Робертом в неподходящем виде.

Десять минут спустя, облачившись в кремовое эластичное боди, короткую черную юбку и очень длинный пиджак и гораздо сильнее, чем обычно, накрасив ресницы, она выбежала из квартиры, на ходу прикалывая к левому лацкану серебряную брошь.

Когда, опоздав всего на десять минут, Триш добралась до «Груши», Роберт сидел на высоком табурете в баре и с мрачным видом пил из бутылки пиво ультрамодной новейшей марки.

— Привет, — сказала Триш.

Роберт кивнул:

— Выпьешь?

Из- за крутившихся в голове вопросов она никак не могла сообразить, чего бы ей хотелось.

— Э… белого вина с содовой, пожалуйста.

— Хорошо. — Он помахал бармену и сделал заказ. По выражению его лица Триш поняла, что выбранный ею напиток ужасающе старомоден. Наверное, надо было заказать «Морской бриз», если только и он уже не устарел, но она никогда не любила такого рода коктейли.

— Будь здорова, — некстати сказал Роберт. Вид у него был расстроенный и больной, как у каждого из них; таким несчастным Триш никогда его не видела. Черный пиджак от Армани чрезмерно подчеркивал желтизну кожи, а губы казались обкусанными и сухими. К тому же Роберт как будто еще и похудел.

Триш, которая всю дорогу от Саутуорка репетировала вопросы, вдруг обнаружила, что не знает, с чего начать.

— Ты сказал, что Ники оставила записку? — наконец решилась она.

Роберт кивнул и, подцепив горсть жареного миндаля из серебряной вазочки на стойке, отправил его в рот. Три штуки упали на колени. Он смахнул их на пол с такой силой, что вполне мог причинить себе боль.

— И что в ней было?

— Только то, что ее арестовали, — пробормотал он, жуя орехи. — Она была не заклеена, и я решил, что Антония тоже ее прочла и поэтому слиняла. Но когда я позвонил в полицию, мне сказали, что не видели ее. И с Марией она ничего не передала — по крайней мере, мне об этом неизвестно. — В голосе Роберта послышалось раздражение. — Никогда не мог понять, зачем Антонии понадобилось нанимать женщину, которая говорит только по-испански. Это нелепо. Так же как и…

— И?… Что, Роберт?