Поменяемся?

— Я дала тебе выбор, — я обвинительно тычу пальцем ему в грудь. — А ты снова сделал так, как удобно и легче тебе.

— Ты что-то завелась на ровном месте? — Из возмущённого тон Вити становится примирительным. — Да поеду я к твоей маме, поеду. И торт ей куплю, и даже обсужу каланхоэ.

Но я не хочу мириться. Для этого я слишком заведена и чувствую себя слишком обесцененной.

— Вить, а на хрена ты вообще мне предложение сделал? Тебе же, в принципе, не хочется лишних обременений. А вдруг я лишусь работы и начну просить у тебя денег? Или серьёзно заболею, не дай боже… То есть перестану быть самостоятельной. Нужна ли я тогда буду тебе?

— Откуда такие мысли вообще? Это горный воздух тебе навеял?

— Я не знаю, Вить. — Нахмурившись, я кручу помолвочное кольцо, которое не снимала со дня возвращения.

— Конечно, ты будешь мне нужна, — он придвигается ближе, опуская руки мне на талию. — Я же люблю тебя. И, конечно, ты можешь на меня во всём рассчитывать. Хватит ссориться. А то будем как Рафа с Лианой. Собирайся давай, поедем с твоей матерью. Может, ещё и в кино вечером успеем.

Помолчав, я отрицательно качаю головой:

— Я поеду одна. Хочу рассматривать фотоальбомы и нахваливать каланхоэ, никуда не торопясь.

— Ну ладно, как хочешь. — Губы Вити касаются моего лба. — Как приедешь, поедем вместе куда-нибудь.

— Не поедем. Я останусь с ночевкой. Может быть, даже поживу у неё пару дней.

— Ты серьёзно, что ли? — Он отступает. — Что за бунт на ровном месте?

— Это не бунт. Мне просто хочется побыть одной. Ну или я могу вернуться домой, а ты поживёшь несколько дней у своих родителей…

Недоумение, проступившее на Витином лице, заставляет меня засмеяться.

— Ну, понятно. Значит, остаётся только первый вариант.

Выпутавшись из его рук, я иду к гардеробной, чтобы собрать сумку. Идеи пожить отдельно не было в моих планах, но сейчас этот план вдруг нарисовался, и отказаться от него я уже не в силах. А Витя пусть наслаждается жизнью без обременений. Заказывает и готовит себе еду, загружает грязные тарелки в посудомойку, собирает носки по дому, чистит от подтёков сиденье унитаза… Короче, кайфует без необходимости делать то, чего не хочется.

— Рафа орёт на Лиану, ты собираешься пожить отдельно, — металлом раздаётся в тишине. — Не знал бы вас обоих, подумал, что вы потрахались.

43

Рафаэль

Это утро начинается так же, как и несколько предыдущих — с ощущения, что я где-то накосячил, только не могу вспомнить где.

Поднявшись с дивана, я разминаю шею, с раздражением отмечая, что она хрустит как оберточная фольга. Я уже и не помню, когда спал по-человечески: в кровати и с одеялом. В отеле было кресло, дома — рыхлая тахта, в которую башка будто в сугроб проваливается. Помню, Лиана две недели меня по мебельным таскала в поисках самой мягкой. Видно, уже тогда знала, что мы разосремся и решила предусмотрительно обречь меня на страдания.

Я поднимаюсь, чтобы пойти в душ, но отвлекаюсь на шум, доносящийся из кухни. Судя по грохоту, Лиана что-то готовит.

— Доброе утро. — Остановившись в дверях, я оцениваю обстановку. Лиана в кружевных шортах, гора посуды и куча кожуры вокруг.

— Доброе, — она игриво смотрит на меня поверх плеча. — Дуй пока в душ. Сейчас завтракать будем.

Обуреваемый хуевым предчувствием, я тащусь в ванную. Гречки я не заметил, яиц тоже. Чем она меня кормить собралась?

Мои опасения оказываются не напрасными. Когда спустя десять минут я захожу на кухню, стол ломится от здоровой еды. По центру в плошке стоит какая-то вязкая зеленая каша, в стакане плещется что-то бурое, выглядящее так, будто фасоль перемололи с собачьим дерьмом, а вместо привычной гречки передо мной стоит сухая овсянка с вкраплениями сухофруктов.

— Здоровый завтрак. — Подняв стакан с помоями, Лиана преспокойно пьет.

— А это что? — я киваю на тарелку с крупой. — Она же не сваренная.

— Это же гранола, дурачок. Заливаешь ее растительным молоком и ешь.

Я с сомнением кошусь на бутылку с надписью «Миндаль и соя».

— А нормального молока нет?

— Молоко вредно, — снисходительно срезает меня Лиана. — И не надо морщиться раньше времени. Просто попробуй.

Обреченно плеснув серую жижу в тарелку, я запускаю в нее ложку. На вкус как и предполагалось, говно. Говно, которое к тому же пристает к зубам.

Отодвинув от себя тарелку, я выискиваю что-нибудь безопасное, что смогу проглотить без желания сплюнуть обратно. Поначалу думаю, что безопасным окажется хлеб, но и с ним меня ждет засада. Потому что это не хлеб, а какая-то пародия на него. Твердый, сырой, набитый шелухой и семечками.

— Это кукурузный хлеб со льном и псиллиумом. — Лицо Лианы светится, словно она презентует новый электрокар собственной разработки. — Ноль глютена.

— Глютен — это что?

— Глютен — это аллерген, содержащийся во ржи и пшенице. Клейковина, иначе.

— Я этот глютен двадцать восемь ел и ни разу не раздулся. — Я шарю взглядом по столу. — Дай нормальный хлеб, а? Мне на работу через полчаса ехать, а я голодный.