Поменяемся?

Если раньше я украдкой стирала слезы, то сейчас откровенно реву. Конечно, я не хочу возвращаться к Вите. Мне просто очень страшно впустую причинять боль близким людям, страшно ошибиться и наломать дров. Если я верно уловила аллегорию, то оригинальная запчасть, за которую так топит Рафаэль — это я.

Я говорила, что не знаю, чего хочу? На самом деле я знала уже в тот момент, когда он спросил номер маминой квартиры. Услышать вот эти слова и убедиться, что этот день был пережит не зря.

64

— Ты кушать хочешь? — спрашиваю я, спохватившись. — Есть котлеты. Ещё тёплые, наверное.

— Ты готовила?

— Ага, — не моргнув глазом, вру я.

Просто мамины котлеты тянут на звезду Мишлен, а мне уж очень хочется впечатлить Рафаэля.

— Тогда пойдём, — Рафаэль отрывается от стены. — Я как раз поесть сел, когда тебе звонил.

Я смотрю на него с подозрением.

— Сел, но так и не поел?

Густые брови Рафаэля непонимающе съезжаются к переносице.

— Так к тебе же поехал.

Расчувствовавшись, я вскакиваю с кровати. Боже мой! Ну какой он, а, этот таёжник? Забил на главную мужскую потребность, чтобы поскорее приехать ко мне и успокоить. Для такого нужны крепкие надпочечники.

— Сейчас-сейчас, — тоном бабули, настроившейся до отвала накормить любимого внука, приговариваю я, спеша на кухню. — Котлетки с картошечкой разогрею.

Рафаэль следует за мной, тяжело опускаясь на стул. Заметно, что устал, бедненький.

Я, как заведённая, мечу на стол всё, что нахожу в холодильнике: любимую мамину ветчину, салат из свежих помидоров с домашним сыром, солёные огурцы, достойные второй мишленовской звезды, ломти свежего сулугуни. В порыве чувств достаю даже страшно дорогие пирожные, которые купила в ресторане, принадлежащем известному комику. Юморить в наши дни, оказывается, очень прибыльно.

— У кого-то день рождения? — Рафаэль удивлённо обводит глазами заполненный стол.

— Только не соверши ту ошибку дважды, — шутливо предупреждаю я. — Я быстро меняю милость на гнев.

Он усмехается.

— Твой день рождения двадцать четвёртого марта, я помню. Просто здесь так много еды.

Я судорожно перебираю в голове содержимое морозилки, гадая, не завалялось ли там чего-нибудь вкусного, вроде пломбира или конского сала. Ещё бы! Рафаэль примчался ко мне голодным и помнит дату моего рождения. Если он ещё и тарелку в посудомойку уберёт, я оседлаю его прямо на кухонном стуле. И плевать, что там подумает мама.

— Ешь, — воркую я, придвигая к нему тарелку с котлетами и щедро промасленным пюре.

Взяв вилку, Рафаэль вопросительно смотрит на меня.

— А ты? Будешь?

Я отрицательно мотаю головой. Ликование — вот моя пища.

Ещё пару часов назад я чувствовала себя раздавленной, а теперь… Да простят меня черти, ждущие в аду, но сейчас я не думаю ни о Лиане, ни о страданиях Вити, а лишь о том, что счастлива сидеть напротив Рафаэля и смотреть, как он уплетает мамины котлеты, думая, что их готовила я.

— Очень вкусно. У тебя определённо талант.

Я виновато вздыхаю.

— Спасибо. Это мама готовила. Не я.

— Серьёзно? — В глазах Рафаэля появляются искры веселья.

— Ага. Я соврала, чтобы тебя впечатлить.

— Куда уж сильнее.

Почуяв намёк на комплимент, я кокетливо ерзаю на стуле.

— А ты так сильно впечатлён?

— Не заметно?

— Речь про запчасти получилась очень проникновенной.

Рафаэль выглядит немного смущённым моей похвалой.

— Там, где дело касается автомобилей, я ас. А вот в остальном — не очень.

— Врёшь. На лыжах ты катаешься феерично.

— На это ума много не надо.

Я тихонько смеюсь. Хохотать, как обычно, в голос не хочется. Для этого я чувствую себя слишком хрупкой и женственной. Не крепкой, упрямой пони, способной вывезти всё на себе, а нежной шиншиллой с большими влажными глазами, которая непременно сдохнет без заботливой хозяйской руки.

— Добрый вечер, — педагогическое сопрано мамы заставляет нас обернуться. — Вы сидите-сидите, я только чай себе налью.

Прошмыгнув мимо, она наполняет чашку кипятком и, бросив беглый взгляд на стол, торопливо ретируется.

— У вас с ней как, нормально? — Рафаэль кивает ей вслед.

— С учётом того, что моя мама — учитель до мозга костей — вполне.

— Это да. С родителями долго не проживёшь. Так что там Витя?

— Да я всё уже рассказала, — пожимаю плечами. — Я сказала, что хочу закончить отношения, он оказался против. Предложил нанять клининг и поесть пиццу. Сказал, что хочет оставить всё, как есть, и что я разрушила все его планы. Про тебя я, разумеется, ничего не говорила и говорить не буду. — Тяжело вздыхаю. — Как думаешь, расстаться вообще можно безболезненно?

— Не знаю, — Рафаэль сосредоточенно хмурится. — Вряд ли. Не переживай за него слишком сильно. Витёк — взрослый здоровый мужик. Справится.

Я медленно киваю.

— А у тебя самого какие планы?

— После тебя поеду домой и поговорю с Лианой.

При мысли об их расставании сердце ускоряет бой. Не хочу, чтобы Лиане было больно, и ещё меньше — быть причиной её страданий.

— У нас ведь и до этой поездки всё было не слишком хорошо, да? — тихо спрашиваю я.

— Не знаю, как у тебя, но у меня хорошо уже давно не было. Я просто не слишком понимал, почему и что с этим можно сделать.

— А теперь понимаешь?

— Теперь да.