Помещик. Том 1. Сирота

— Первые полгода раз в неделю точно порка была. А то и чаще. То хворостинкой по попе, то вожжами по спине. Я не привыкла так… это… все невыносимо, но всем плевать. Меня даже мать не понимала. Она, кстати, и лупила или сама, или слуге какому давала приказ. Так что… — развела Марфа руками. — А когда поняла, что меня еще и замуж в этом возрасте решили отдать, так чуть не обезумела от ужаса. Местные ведь своих жен колотят за любую провинность. А у тебя еще такая репутация, этакого отморозка без тормозов, что я серьезно думала тебе отравить или подушкой придушить ночью.

— Не поверишь — тоже хотел от тебя избавляться. Грибочками ядовитыми угостить или волкам скормить.

— А теперь?

— А теперь нам нужно консумировать брак и садиться думать, как жить дальше. Только ты уж не обессудь, но кончать в тебя не стану. Рано нам пока детей заводить.

— Не хочешь, чтобы я тебе рожала?

— Ты дура? Нам вообще не об этом нужно думать. А прикидывать как выжить в этом филиале дурдома. Или ты полагаешь меня отморозком просто так считают? Я и сам уже не могу видеть эти бандитские рожи.

— Прости… — потупившись, ответила Марфа…

Дальше был быстрый секс и долгая, полная разговоров ночь. И «продолжение банкета», так как второй день свадьбы, конечно, оказался не настолько насыщенный и полон ритуальных компонентов как первый, но, тем не менее, пьянка по-черному продолжилась в полный рост. К счастью молодым достаточно было «демонстрировать флаг», то есть, присутствовать пусть даже и в чисто декоративном ключе.

Теперь же, сидя на мерине, Андрейка ждал верстания, прокручивал в голове их с Марфой разговор и думал, повезло ему или нет. Местные бабы покорные в целом. Так их воспитывают. А эта особа — плод XXI века. Причем явно интеллигентка. Такую тапком под лавку не загонишь. Вон — год пороли, а все равно — помышляла об отравлении. Мерзавка. Да и неизвестно, что ждало ее родственников, которые «вправляли ей мозг» и «ставили на место». Терпение у девчонки явно уже было на грани…

— Хозяин, — толкнул его в плечо Устинка, выводя из глубокой задумчивости.

— А?

— Тебя кликают.

Он кивнул. И чуть ударив мерина пятками, выдвинулся к высокой комиссии, что сидела на лавках, покрытых мехами за длинным столом. Холопы его отправились следом. Там же разместился и писарь, заполнявший десятню — большой журнал, фиксирующий кто с чем явился на службу.

— Андрейка сын Прохора, — произнес парень, спрыгнув с коня и обозначил поклон.

К нему вышел один из сотников.

Внимательно осмотрел его кольчугу с мисюркой. Саблю и лук. Щит с копьем. Сбрую конскую на обоих конях. Обоих холопов боевых и то, что на них было одето.

— Андрейка к службе готов, — наконец произнес он, обращаясь к комиссии. — Выехал конно и оружно, одвуконь с двумя кошевыми слугами.

— Это же боевые холопы!

— А где бронь на них? — повел он бровью. — Вот будет бронь — засчитаю боевыми холопами. А так — токмо слугами кошевыми могу признать.

Андрейка скрипнул зубами и кивнул, принимая и соглашаясь с решением сотника. Надо было самому раньше думать и узнавать, а не надеяться непонятно на что.

Сотник вернулся на лавку. Откуда поднялся окладчик и доложил всем, каким имуществом обладает парень. Что, дескать, выехал он с двадцати пяти четей земли, положенных ему на дожитие после смерти отца. Причем четей пустых, разоренных татарами. И что другого имущества у него нет.

— Ну что Андрейка, — произнес воевода, сидя. — Признаю тебя годным к службе.

Писарь тут же заскрипел пером, делая запись в десятню.

Когда же он закончил, то с места встал представитель разрядного приказа, поздравил его и поведал, что ему выделяют все сто четей отцовского поместья и кладут оклад в 4 рубля[1].

На лице Андрейки не дрогнул ни один мускул. После того разговора с дедом он о многом думал и многое переосмыслил. Поэтому ожидал, что воевода ведет какую-то свою игру. И если бы действительно хотел передать ему поместье покойного Петра с тремя дюжинами крестьян, то сообщил бы о том прилюдно. Да и, если честно, он не мог ничего подобного обещать. Не в его полномочиях.

— Ничего не хочешь нам сказать? — с хитрым прищуром, поинтересовался Григорий Иванович Темкин-Ростовский первый воевода Тулы.

— Служу царю! — гаркнул парень, приложив раскрытую ладонь правой руки к левой стороне груди. И не глубоко, но явно поклонился, не сгибая спины. По-японски. И все также, не выражая никакого раздражения или недовольства на лице.

— Добре. Это я и хотел от тебя услышать. Ступай.

Парень кивнул комиссии и вскочив в седло неспешно поехал на обозначенное ему место в этом смотре. Устинка и Егорка с самым угрюмым видом последовали за ним. Вот они-то были подавлены и раздавлены совершенно.

А вслед этой процессии смотрели цепкие, внимательные взгляды. Включая одного, совершенно незнакомого Андрейке мужчины, что сидел в достаточно богатой одежде рядом с воеводой. Тот не сводил с него взгляда с самого того момента, как парня вызвали. Да и ранее посматривал. Отчего нашему герою становилось не по себе…