Помещик. Том 1. Сирота

Это блюдо пришло на Русь лишь в XVII веке через Польшу из Венгрии, да и тогда имело бытование больше в степной зоне. Посему ни Афанасию, ни его спутникам не было знакомо. Понятное дело, что каша — традиционная еда людей. И не только нашего вида. Потому что ученые, проанализировав зубной камень неандертальцев, пришли к выводу о том, что те питались не только мясом, но и зерном. Причем вареным зерном. Другой вопрос, что каша каше рознь. И кулеш представлял собой достаточно специфический ее вид.

Прежде всего он отличается консистенцией, будучи чем — то средним между кашей и похлебкой. Из — за чего не портил желудок «сухомяткой» без сильного проседания «нажористости».

Вторым важнейшим условием является лук. Его туда добавляется много. Из — за чего вкус крупы становиться более пряным. Что играло огромную роль в ситуации, когда это блюдо нужно изо — дня в день многие месяцы.

Третьим ключевым фактором является сало или масло. Чем их больше, тем лучше. В данном случае Андрейка нажарил шкварок из соленого сала и заправил их в кулеш, не жадничая. Благо, что сала хватало. Он его специально для этих целей закупил тогда у Агафона.

Дальше уже шли нюансы по вкусу. Можно было заправлять травами вкуса или добавлять другое мясо. Но это не важно. Главное, что достаточно крупы, лука и сала, сваренных в консистенции густой похлебки. Впрочем, Андрейка придерживался по возможности этих «нюансов» и добавил в котел еще и зайчатину сверху, так как по утру снял с ловушку одного «лопоухого прыгуна». Так что варево у него было вкусным и нажористым. Готовил он его с запасом, чтобы и на утро. А завтрак у них был плотным. Поэтому кулеша хватило для того, чтобы всем гостям выдать более — менее разумные порции и таки накормить.

Посидели.

Поболтали.

И Андрейка с Афанасием отправились в землянку. Дела обсуждать.

Вошли. И священник замер, не решаясь шагнуть вперед.

— Отчего, ты чего? — удивился парень.

— Лампа.

— Что лампа?

— Отчего она у тебя как ярко светит?

— Так я масло на заячьем помете настаивают. Слышал бабки на торгу болтали о том. Думал шутят. Ан нет — вон, глядите.

— Почему у тебя лампа так ярко светит? — серьезно спросил Афанасий, пропустив мимо ушей шутку отрока.

— Потому что масло лучше горит. Смотри, — сказал Андрейка и закрыл пальцами дырочки у основания трубки на крышке лампы. И огонек тут же уменьшился до обычных размеров. Убрал руку. И он почти тут же разгорелся. — Это лампа такая. Дышащая.

— Откуда она у тебя?

— Сам сделал.

— Сам? А надоумил кто?

— Никто. Наблюдал за костром и задумался. Если бросить сухой листик в костер сверху, то оно, скорее всего туда не упадет. Его отнесет в сторону. А возможно и поднимет. Из чего я сделал вывод что от огня воздух почему — то идет вверх. А если идет вверх, то и увлекается за собой остальное. Если же дуть сильнее на костер, то он лучше разгорается. Вот я и подумал, что дуть может сам огонь. Попробовал. У меня получилось.

Афанасий покачал головой.

Протянул руку к лампе. Зажал дырочки в основании лампы. И огонек резко уменьшился. Отпустил. И он снова разгорелся ярким пламенем.

— Диво, — покачав головой он. Приметив, впрочем, что на лампе имелось несколько украшений в виде креста. Андрейка от греха подальше их сделал, чтобы никому в голову не приходило называть лампу бесовской поделкой. — С очагом тоже сам удумал?

— Чтобы без дыма?

— Да.

— Тоже сам.

— Дивно — дивно. — покивал Афанасий. — Повторить сможешь?

— Я не ремесленник, — достаточно строго произнес Андрейка. — То, что себе от безысходности сделал, не значит, что буду промышлять.

— Если я к тебе пришлю ремесленников, их обучишь?

— А какая мне с того выгода? Сам понимаешь, я это придумал и хотел бы за свою выдумку какую — любо пользу поиметь. Иначе не справедливо выходит.

— А что ты хочешь?

— Секрет лампы не велик. Начнешь делать и торг вести — сразу повторять начнут. Посему, мню, недурно было бы, чтобы Мать — церковь испросила у Государя нашего жалованную грамоту на их выделку. Чтобы никому больше такие лампы не мастерить для продажи. Хотя бы лет на двадцать. Мне же с того часть сотую хотелось бы.

— Всего сотую часть? А чего не десятую?

— На десятую Мать — церковь не согласиться.

— А если десятую часть от той сотой части?

— Тут уже я не соглашусь. А лампу уроню нечаянно и забуду, как сделал.

Афанасий посмотрел на Андрейку исподлобья. Но промолчал. Ему очень не понравился это ответ.

— Но давай об этом поговорим потом. Сначала займемся тем дело, ради чего ты приехал. — произнес Андрейка и взял с полки стеллажа два небольших туеска. — Вот. Что я и обещал. В каждом по две десятых гривенки ляпис — лазури.

Священник нервно сглотнул и открыл крышечки. Пошевелил в одном из них краску пальцем немного. Осторожно, прямо — таки трепетно стряхнул остатки порошка обратно. Вынул из сумы, что висела у него через плечо пять небольших, плотно набитых кошелька. И аккуратно уложил их на стол. В ряд.