Помещик. Том 6. Граф

Люди его слышали о том, что поход их — безнадежное дело. Посему воевода должен был как-то их поддержать на понятном для них языке. То есть, опираясь на их религиозно-мистическое мышление. Посему и решил изобразить этот ритуал, в какой-то мере, подражающей традиции викингов, выходящих в поход[4].

Установил.

Повернулся.

И встретился лицом к лицу с Фредериком, глаза которого были как два чайных блюдца.

Пара секунд замешательства. И он что-то буркнул. А толмач, стоявший рядом, спешно перевел.

— Что ты делал?

— Объявлял wiking[5], - не моргнув и глазом ответил воевода. Так, словно говорил о чем-то совершенно обыденном и повседневном.

Пару секунд подождал.

И, не дождавшись никакой реакции, скомандовал, рявкнув во всю мощь своих легких:

— Выступаем!

И пошел грузиться. Мысленно проклиная себя за глупость. За то, что, узнав о прибытии наблюдателей от датчан, не переделал задуманный ритуал. Отменять его, понятное дело, не было смысла. Новое не придумать, да и сколько готовился. А вот поправить слова — вполне. Но усталость дала о себе знать. Вот и вляпался в очередную историю…

Скандинавия в середине XVI века была очень специфичным образованием. В котором органично сплетались как удивительно архаичные общественные институты, так и довольно прогрессивные. И это касалось не только политики, экономики, но и культуры. Несмотря на христианизацию Скандинавия достаточно бережно хранила саги языческих времен и прочие поверья. А местами и языческие традиции в той или иной форме.

Так вот.

Практически любой местный житель Скандинавии XVI века не из самого глухого угла прекрасно знал и о том, кто такие викинги, и что такое пойти в викинг, и практически всех более-менее значимых персонажей из саг. Для них это был также естественно, как для современных москвичей знать о колобке, ослике Иа, Илье Муромце или там Викторе Черномырдине. Они выросли на этих сказаниях.

Более того — ценили эти сказания.

И, наверное, первыми в истории занялись сбором народного фольклора, записав многие из этих саг уже в XII–XIII веках. С материальной культурой той эпохи они, конечно же, не были знакомы. В силу обстоятельств. Но… но… но…

С головой Андрей расстарался.

Через купца-Агафона нашел умельца новгородского, что не только мастерски резал всякие ложки-поварешки и посуду разную из дерева, но и для души фигурки всякие. Пригласил. Вроде как на подряд. И поручил ему изготовить голову дракона.

Марфа ее изобразила с помощью скетча, стараясь ориентироваться в этом образе на Смауга из известного кинофильма. С разных ракурсов нарисовала. А Андрей подсказал резчику, как сделать так, чтобы она не получилась очень тяжелой.

Сначала сделали заготовку с грубой обрезкой. Потом ее вдоль распилили. Выбрали максимум лишнего материала. А потом склеили обратно яичным клеем, что не боялось сие украшение влаги. Из-за чего получилась довольно большая, красивая, детальная, но легкая голова дракона.

И мало того, что вырезали, так еще и раскрасили, не жалея для того краски. Дорогой краски. Посему поделка получилась настолько эффектной, что ее пугались. Людям казалось, будто бы это голова настоящего чудовища. Особенно с некоторого расстояния. Хотя, конечно, на привалах возле нее всегда хватало зевак. Трогать ее Андрей запретил, заявив, что испортить могут, дескать, заговоренная. Но смотреть — пожалуйста…

Что там думал теперь этот Фредерик воевода не мог даже предположить. Вон — зенки пялит, словно призрак какой увидел или восьминогую кошку. И шушукается… шушукается со своими. Иногда крестится.

Слухи о том, что Андрей был возрожденным князем Всеславом, гуляли по земле несколько лет. И выглядели удивительно устойчивыми. Обрастая подробностями. Особенно после того, как на пиру в Туле сам Андрей рассказал много всего про Владимира Святого, какому Всеслав приходился правнуком.

Христианская легенда об этом человеке была хороша всем, кроме реалистичности. Поэтому люди воспринимали ее как некий апокриф, прославляющий и приукрашивающий реальное положение дел. Андрей же тогда рассказал им «реальную историю».

Дескать, ссора, как и всегда, произошла из-за денег. И, узнав о том, что средний брат мертв, юный Владимир не стал ждать своей участи. Он прихватил казну Новгорода и отбыл к родичам «в свеи». Там он снарядил драккар, собрал команду головорезов, и ураганил по Балтике и Северному морю самым безобразным образом. А потом, когда вернулся, у «Вовы» была уже ТАКАЯ репутация, что с ним не захотел связываться никто. Даже княжеская дружина, позволившая решить спор между братьями через хольмган — судебный поединок, на котором Владимир своего старшего и зарубил.