Глава XVI
1
Стоял месяц элул, но день выдался жаркий. После обеда пациентов у Азриэла оказалось немного. Это были все те же нервные женщины, каждая со своими недугами и жалобами. Еврей, который приносил докторам чай, открыл дверь и впустил последнюю пациентку. Азриэл стоял у окна и смотрел во двор, на детей, игравших у мусорного бака, на окна в противоположной стене, сквозь которые было видно, что делается в квартирах. Кусочек еврейской жизни. Отъезд Юзека — уже вопрос решенный. Азриэлу пришлось занять для сына триста рублей в кассе взаимопомощи. Шайндл на даче. Ходит там с перевязанной головой и пьет снотворное. Азриэл обернулся и застыл на месте. У дверей стояла Ольга. Она была бледна, но улыбалась.
— Так-то ты принимаешь пациентов?
— Мне уже худо от них.
Оба немного помолчали, скрывая свои переживания.
— Я за номерок заплатила, как все. Вот! — Ольга протянула ему голубой клочок бумаги.
— На что жалуетесь? — спросил Азриэл шутливым тоном.
Ольга закусила губы.
— На все сразу.
— Нервы?
— Да.
Они снова замолчали, глядя друг на друга — влюбленные, которые не могут ни быть вместе, ни расстаться. Азриэл видел печаль в ее глазах, упрямо сжатые губы, новую соломенную шляпу, белую блузку, серое плиссированное платье, белую сумочку. Она оделась, как ему нравится. Даже сережки выбрала его любимые. Ольга стояла перед ним, словно невеста на смотринах. Покорная, измученная бессонными ночами.
— Да что с тобой?
Она вздрогнула.
— Я все ему рассказала.
— Валленбергу?
— Да. О тебе, о нас с тобой.
— И?
— И все. Он даже не удивился. Я прямо сказала, что не смогу его полюбить, потому что люблю тебя.
У Азриэла защипало глаза.
— Ты сегодня последняя «пациентка». Пойдем отсюда.
— Ты домой не торопишься?
— Тороплюсь, но ничего. И потом, ты же можешь пройтись со мной. Они все на даче.
— Юзек тоже?
— Да. Пусть с матерью побудет. Он в Палестину собирается.
— В Палестину?
— В Палестину.
— Странно.
— Даже очень.
Он подошел к ней и словно украдкой поцеловал ее в щеку. Ольга схватила его руку и крепко сжала. В ее глазах тоже сверкнула слеза, она была готова расплакаться.
— Лучше подожди внизу. — Голос Азриэла дрогнул. — Мне еще в канцелярию надо зайти.
— Хорошо. Я тебе написать хотела, но что-то будто не позволяло перо в руки взять. Я у ворот сада буду.
— Ладно, жди там. Я быстро.
Он проводил ее до выхода и направился в канцелярию. Прошел мимо дверей дантиста, акушера, хирурга, педиатра — из-за каждой доносились стоны и жалобы. В канцелярии была только кассирша. Азриэл отдал девушке номерки, взял шляпу и сбежал по лестнице, перепрыгивая через ступени, как мальчишка. С ним это не впервой — после поражения приходит победа! Все, что недавно казалось будничным, серым и тусклым, вмиг стало ярким и праздничным. Солнце уже не пекло, а лишь пригревало. Благоухали цветы в корзинах цветочниц. Перебегая улицу, он чуть не попал под дрожки, даже ощутил на щеке горячее лошадиное дыхание. У ворот Саксонского сада, возле палатки с обручами, воздушными шарами, свистульками и мячами, стояла Ольга, любовь, которую не купишь за миллионы. Она улыбнулась ему счастливой улыбкой человека, готового принести себя в жертву. Они вошли в сад. Азриэл взял ее за руку в белой перчатке, и они двинулись по аллее, как парень и девушка на первом свидании. Здесь не было спуска, но они шли легко, словно под гору.
— Что это он в Палестину собрался? — спросила Ольга.
— Его обидели, оскорбили в кафе. Ни учиться идти не хочет, ни на службу. Даже на один год.
— Кто оскорбил?
— Какая разница? Он теперь «палестинец». В страну предков хочет.
— А мать что?
— Для нее это удар, конечно.
— Что он там делать будет?
— Землю пахать, болота осушать.
— И не отговорить?
— Нет. Бесполезно.
— Понятно.
Они хотели присесть, но все скамейки были заняты. Женские шляпы были украшены искусственными цветами и фруктами: вишнями, сливами, гроздьями винограда. Мальчики в матросках гоняли обручи. Девочки подкидывали мяч, подпрыгивали, повторяя какую-то скороговорку, другие играли в классы. В речке плавали два лебедя, и бонны с детьми кидали им хлебные крошки. Вдалеке то ли играл, то ли репетировал оркестр, был слышен звук трубы. Сентябрь — прохладный месяц, но в этом году жара не отступала. Они вышли к дворцу. Здесь было кафе. Ольга и Азриэл прошли во второй зал и сели за столик. Ольга заказала кофе, Азриэл взял картошку с простоквашей: он целый день ничего не ел. Сквозь щели между гардин пробивались лучи вечернего солнца, падали на вощеный пол и оклеенные обоями стены, на жирандоли и золоченые рамы картин. Пахло свежей выпечкой, кофе и какао. Вокруг люстры летали две блестящие зеленые мухи. Господин за соседним столиком читал газету, пуская сигарный дым в седые усы. Официант принял заказ и направился к буфету.
— Когда это произошло? — спросил Азриэл. — Как?
— Несколько дней тому назад. Нет, погоди. Позавчера. Нет. В воскресенье. Он спросил — я ответила. Но я бы так и так ему сказала рано или поздно.
Азриэл поклонился то ли с искренней, то ли с притворной благодарностью: дескать, недостоин он такой жертвы.
— Я скучал по тебе.