Поместье. Книга II

Калман разбирал комментарии, теребя бороду. В воображении возник Храм: Святая Святых, ковчег, херувимы — все из чистого золота. Только раз в году сюда заходит первосвященник, облаченный для службы, с жаровней для воскурений. Вот священники разводят огонь на жертвеннике. А вот храмовый двор, куда может зайти любой еврей. Народу столько, что яблоку негде упасть. Но когда первосвященник произносит Имя Божье, все опускаются на колени и склоняются до земли. Калмана охватила тоска по временам, когда евреи жили в своей стране, три раза в год собирались в Иерусалиме, владели полями, лесами, садами и виноградниками. Царь правил народом, и пророки ходили из города в город. Конечно, тогда тоже грешили, думал Калман. Иеровоам установил двух золотых тельцов, и евреи им поклонялись. Как такое могло быть? Непонятно… Калман услышал шаги за перегородкой. Это не служанка Бейла шаркала ногами. Совсем другие шаги, давно забытые, но все же он сразу их узнал. Дверь распахнулась, и Калман застыл на месте. На пороге стояла дама в длинном, широком платье, белой блузке и широкополой соломенной шляпе, украшенной искусственными цветами, листьями и плодами. В нос ударил запах духов. Калман побледнел. Это была Клара, его бывшая жена. Калман чуть не потерял дар речи.

— Вот ты где, Калманка!

У Калмана задрожали руки.

— Чего тебе надо? — спросил он сдавленным голосом.

— Ты что, не узнал меня?

— Узнал. Не входи сюда! Нам нельзя находиться под одной крышей!

Несмотря на волнение, он заметил, как она постарела. Клара шагнула вперед.

— Чего ты орешь? Мне с тобой поговорить надо.

— Нам нельзя быть под одной крышей, я сказал!

— И что? Хочешь, чтобы я крышу снесла?

— Где служанка? Нам нельзя оставаться наедине!

— Да не бойся, не укушу я тебя.

— Выйди отсюда! Это святое место.

— Ну, давай выйдем. Как был ханжой, так и остался…

— Вот и иди!

Клара пожала плечами. А он совсем поседел, пейсы, борода — все белое. Клара не могла поверить, что этот старый еврей когда-то был ее мужем. Ей стало и стыдно, и смешно. Она повернулась и вышла. Поколебавшись, Калман двинулся следом, но не приблизился к ней, остановился в нескольких шагах.

— Чего тебе?

— Разговор есть.

— Ну, говори.

— Я так не могу. Что я, кричать тебе должна? Вот скамейка, давай сядем.

— Я не могу сидеть с тобой на одной скамейке.

— Сумасшедший фанатик!

— Зачем приехала?

— У меня здесь отец, дети. Братья и сестры еще… Ради тебя я бы сюда не потащилась, но поговорить все же надо.

Калман огляделся по сторонам. Он и Бога боялся, и людей стыдился. Вдруг их кто-нибудь увидит? Майер-Йоэл, служанка, какой-нибудь мужик, который помнит Клару. У Ямполя будет о чем посплетничать. Калман почувствовал, что краснеет.

— Садись, я тут постою.

Белой перчаткой Клара протерла скамью и села. Калман прислонился к дереву.

— Прости, но это закон.

— Ну конечно, закон. Вот из-за этих законов нас и не любят, и погромы устраивают, — начала Клара. — Мы остались азиатами, весь цивилизованный мир над нами смеется. Но я не об этом собиралась поговорить. Тебя уже не переделаешь. В праведники лезешь, что ли? Борода вдвое длиннее, чем была… Калманка, будь добр, выслушай спокойно. Я уезжаю за границу и оставляю детей на отца. На моего отца, не на тебя. Даст Бог, потом заберу их к себе. Через полгода, самое большое через год. Но до этого кто-то должен за ними присматривать. Фелюша еще маленькая, и ты ее не любишь, но Саша твой сын, твоя плоть и кровь.

— Ну и что?

— Ты обязан уделять ему внимание. И платить на него больше. Я осталась без денег. Ты, праведник, меня до нитки обобрал.

— Я тебя обобрал? Да ты после развода восемь тысяч получила. Состояние! А что ты все на тряпки потратила…

— Давай оставим расчеты. Если бы я тогда захотела, забрала бы все, что ты тут видишь. Зря я позволила тебе отделаться этими жалкими восемью тысячами. Но я столько глупостей натворила, что одной больше, одной меньше — не важно. Я не в претензии. Но Сашу ты обязан содержать. Он учится в гимназии, ему надо жить в Варшаве, а не здесь. Ему нужно жилье, надо платить за учебу и все остальное. Ему два года осталось, не бросать же.

— Куда ты уезжать собираешься?

— А сам как думаешь? В Маршинов к ребе? Я еще не стара, хочу пожить в свое удовольствие, на горячих источниках побывать, подлечиться немного. Но у меня нет денег. А отец должен помогать сыну.

— Я на него восемь рублей в неделю посылаю.

— Знаешь, это маловато.

— На восемь рублей в неделю я когда-то семью содержал… Я теперь не богат. Все у Майера-Йоэла, дай Бог ему здоровья.

— Что ж, дают — бери. Дурак он, что ли, отказываться? А вот ты дурак. Но помогать все равно должен.

— Я плачу, а он даже субботу не соблюдает.

— Соблюдает.

— Нет, он сам мне сказал. Ты обещала, что меламеда ему наймешь, а он и молиться-то толком не умеет.

— Ну, вот и найми, если тебя это так беспокоит. Тебя он послушает. У тебя есть возможность воспитать сына евреем. Только не сделай из него бездельника, которые сутки напролет в синагоге сидят. Гимназию он должен закончить.

— Я не могу платить за всякие гимназии.

Клара побледнела.