Поместье. Книга II

Начали дарить подарки. Свадебный шут выкрикивал имена гостей, расписывал, кто что дарит, да всё в рифму, вставляя русские и польские словечки. Реб Йойхенен знал, что по закону на свадьбе надо веселиться и веселить молодых. Даже в Геморе сказано: «Как танцевать перед невестой?»[78]

Можно смеяться, можно даже слегка переборщить с остротами, но шут все-таки явно перегнул палку. Он насмешничал, как просвещенец, и даже издевался над Торой и Талмудом. Многие хасиды напились. Один, сняв атласный кафтан, разливал пиво из бочонка. Вокруг толпились парни со стаканами в руках. Реб Йойхенен поморщился. Слава Богу, хоть до разврата не дошло, мужчины и женщины сидят отдельно. Правда, от такой музыки и танцев с дикими прыжками никто благочестивее не станет. Бас рычал, барабан гремел, скрипки завывали, как дикие звери. Из комнаты, где сидели женщины, доносились хлопки в ладоши и смех.

Реб Йойхенен еще ниже опустил голову. А если он чересчур строг? Сказано же у Екклесиаста, что всему свое время. Реб Йойхенен подозревал, что его слабое здоровье происходит от злого начала. Ведь дед, благословенной памяти, на праздники пил с народом вино, мед, пиво, даже английский портер и мог танцевать три часа подряд. Он все время улыбался в бороду, даже перед самой кончиной. А Йойхенен грустит на свадьбе. Может, это потому, что он грешен? Или потому, что болен? Хасиды встали в круг, и реб Йойхенену тоже пришлось идти танцевать. Он поднялся из-за стола. Танцевал он, закрыв глаза и еле переступая ногами. С него градом лил пот, скоро вся одежда промокла. Как он может плясать, когда люди болеют, парни мучаются в казармах, евреев изгоняют из городов и деревень? Как можно веселиться, если Дух Божий пребывает в изгнании? Реб Йойхенен танцевал и молился: «Господи, доколе Твой народ будет скитаться по свету, жить в рассеянии? Доколе будем мы блуждать в потемках? Прогони сатану, Милосердный! Пусть закончится власть дьявола, пусть настанет свет! Чего Ты ждешь, Отец Небесный? Пока остались в мире евреи, пошли нам избавление!..»

Пот стекал по лбу, мешаясь со слезами. Силы иссякали. Он словно таял, чувствовал, что исчезает, что сейчас от него ничего не останется. Все тело ломило. Ну и что? На то оно и тело, чтобы болеть. Реб Йойхенен еле держался на ногах, двое хасидов поддерживали его под руки. И он почувствовал, что их сила перетекает в него, как сказано: «А надеющиеся на Господа обновятся в силе»[79]

. Ничего, еще немного! Еще немного! Реб Йойхенен вспомнил слова деда: если кажется, что все кончено, надо просто начать сначала. Он слышал крики хасидов: «Веселей! Давайте, давайте! Веселей!» Странно, но именно тогда, когда колени уже готовы были подломиться, усталость исчезла. Тело больше не властвовало над ним, он поднялся на другую ступень. Ушла печаль, пришла бодрость, ему стало легко и радостно. Реб Йойхенен читал в каббалистических книгах, что темноты не существует, она всего лишь видение. Он еще чувствовал боль, но это его не беспокоило. Тело есть тело, и он, Йойхенен, тут ни при чем. Пусть себе страдает. Это от него все заботы, все вопросы. Тело — это темнота, поэтому его и тянет к темноте. Йойхенену было весело. Он знал: было хорошо весьма и осталось хорошо весьма. Вокруг сиял свет, все миры танцевали и пели. Что такое грусть? Это ограничение, нечистая оболочка. «Веселей! Веселей!» — выкрикивал реб Йойхенен, не узнавая собственного голоса. Ведь это же голос деда! Значит, дед здесь, с ним, на этой свадьбе. Всё здесь, надо только сорвать завесу. Здравствуй, дед! Как там, в высших мирах? Когда придет Избавитель? Дед, помоги мне!..

Хасиды один за другим покидали круг, но реб Йойхенен продолжал танцевать. Танцевал и реб Шимен. Он славился выносливостью, но уже чувствовал, что ноги слабеют. Шимен смотрел на Йойхенена и удивлялся: как он может танцевать так долго? Ведь он очень болен. «Боюсь, он действительно праведник, — думал реб Шимен с завистью. — Словно бестелесный…»

— Всё, не могу больше, — проворчал он. — Ноги не держат!

И вышел из круга.