Поместье. Книга II

Дорогая Клара!

Я твердо решил больше никогда тебе не писать, но не могу удержаться, чтобы не сказать несколько слов. По твоему письму видно, что ты совершенно искренна, но я убежден, что искренность прекрасно сочетается с фальшью, искренним может быть даже преступник. Твое письмо доказывает, что ты понятия не имеешь, кто ты и на что ты способна. Дело в том, что каждый, даже вор или убийца, считает, что он прав. Объясню, в каком свете я тебя вижу. Возможно, я ошибаюсь, но я привык доверять своим глазам и мозгам. Тебе с самого начала захотелось считать себя богатой дамой, а меня — нищим, которого ты милостиво взяла на содержание. Так ты относилась ко мне с того момента, когда я к тебе пришел, это было совершенно очевидно, и я никогда не поверю, что ты сама этого не замечала. Я сразу стал при тебе кем-то вроде слуги, мальчика на побегушках. Только очень грубый, невоспитанный человек способен так явно, открыто унижать другого. Ты утверждаешь, я что-то демонстрировал. Кто бы говорил. Да ты просто кричала: «Смотрите, у меня есть деньги, а у него — нет!» О твоем платье скажу только, что оно было таким вульгарным, словно ты сошла с карикатуры. Когда я увидел тебя на вокзале, меня чуть не вытошнило от отвращения. Шляпа размером с овцу, а на ней целый сноп перьев. Украшения и вышивка на твоем костюме — образец безвкусия, так ты еще вылила на себя столько дрянных духов, что в носу щипало. Над тобой же все смеялись. Неужели ты настолько слепа, что этого не видела? Поверить не могу. Но твое отсутствие вкуса — это еще полбеды. Только мы сели в вагон, ты сразу начала флиртовать со всеми мужчинами подряд, а они перемигивались и отпускали шуточки в твой адрес. Можно было подумать, что ты пьяна. Женщины смотрели на тебя (и на меня) с презрением. Я боялся, что кондуктор отправит нас в третий класс или вообще высадит на ближайшей станции. В Берлине ты оскорбила горничную, официанта и даже гостиничного клерка. Если мы не муж и жена и у нас в паспортах разные фамилии, зачем эта болтовня о медовом месяце? Зачем рассказывать всем подряд, что ты оставила в Варшаве детей? Зачем изливать душу первому встречному идиоту? Ты делала из себя посмешище, и я даже начал подозревать, что ты тронулась умом. Во всяком случае, ты была очень близка к истерии. То хохотала, как шансонетка из дешевого ресторана, то бормотала что-то бессвязное, как будто тебя только что выпустили из сумасшедшего дома, прости за грубое слово. К сожалению, все было именно так. В Берлине на тебя напала мания покупать все подряд. Ты потратила семьсот марок на тряпки и еще какое-то барахло, которое мы даже не могли взять с собой. Совершенно лишние расходы, тем более что пришлось покупать чемоданы и доплачивать за багаж. Ты до того довела гостиничную прислугу, что она стала плевать тебе вслед, а когда мы появлялись в холле, там становилось тихо, будто мы — два дикаря из Африки. В номере ты каждую минуту звонила в звонок, а когда я говорил, что ты ведешь себя неприлично, ты отвечала площадной бранью, как проститутка, или даже драться лезла. Понимаю, у тебя были расшатаны нервы, но я тоже был совсем измотан, а твой показной кураж просто приводил меня в отчаяние.

Все, что ты пишешь о Миркине, — это ложь. Я не ревную, и если вы хотите пожениться, желаю счастья вам обоим. Но вела ты себя, как последняя шлюха. Ты пишешь, что он к тебе пальцем не прикоснулся, но я-то помню, как он тебя лапал. Поверь, я не страдаю галлюцинациями. В Монте-Карло ты совсем с цепи сорвалась. Один раз выиграв, ты решила, что сможешь сорвать банк. Миркин стал для тебя настолько своим, что заявлялся к тебе в шлафроке и домашних туфлях. Ты не только доверяла ему интимнейшие подробности, но еще и проклинала меня на чем свет стоит перед ним и его секретарем или прихлебателем. Или скажешь, что я выдумываю? Днем ты ходила с ним на прогулку, ночью, после казино, вы втроем до рассвета играли в карты. А как ты там пила! И неправда, что я показывал тебе свою ненависть или над тобой смеялся. Я слишком дорого заплатил, чтобы не обращать на это внимания, и я был потрясен до глубины души. Уже несколько недель я один, и ты никогда не сможешь себе представить, как мне больно. У меня было достаточно времени подумать, но я до сих пор не понял, что с тобой случилось и почему ты разбила все наши мечты. Ты же просто растоптала их, ты всё смешала с грязью. Когда ты нагулялась, а твой Дон Кихот со своим Санчо Пансой ушли к другой Дульсинее, ты возвратилась в Варшаву. Как ты сама говоришь, ты встретилась там с Миркиным, твой Саша делает карьеру, а я остался в чужом городе буквально без куска хлеба и без крыши над головой. Сам удивляюсь, как я пережил такие испытания и не покончил с собой. Таковы факты. Из-за тебя я лишился всего. Но я не в претензии. Ты такая, как есть, и я сам виноват, что плохо разбираюсь в людях. Об одном тебя прошу: оставь в покое меня и Соню. У нас была не любовь, а животная страсть, и такие отношения раньше или позже неизбежно заканчиваются похмельем. У нас все кончилось слишком быстро. Не буду отрицать, меня все еще влечет к тебе, но я знаю, что наша новая встреча привела бы к еще большему разочарованию. Подозреваю, что в душе ты ненавидишь мужчин, может быть, именно потому, что их любишь… Впрочем, хватит. Прости за все, поцелуй Фелюшу. Я, наверно, скоро переберусь в Америку и там, как говорится, начну с чистого листа, хоть я и потерял всякий вкус к жизни.

Александр