Глеб стоит рядом мрачнее тучи, но ничего не говорит, даже когда его мама смотрит на него с немым вопросом.
— Я провожу тебя в аэропорт, — обращается ко мне.
Этого мне хочется меньше всего, но я решаю не устраивать с ним скандал при его матери и брате с сестрой.
Он садится со мной в такси и еще раз берет меня за руку.
— Катя, клянусь, я не знал, что ее позвали на эту встречу, и я не танцевал с ней.
Я ничего ему не отвечаю, продолжая молча смотреть в окно. Даже если и так, перед глазами все равно стоит картина того, как ему вешались на шею все девушки, а в ушах звенит разговор, подслушанный в туалете:
А меня он обнял, только когда она пришла. Явно демонстративно при ней.
К счастью, мне удалось полностью унять слезы, сейчас у меня работает лишь трезвый рассудок. А он мне подсказывает, что Глеба нужно посылать на все четыре стороны и вычеркивать его из своей жизни.
Во-первых, вся эта ситуация была слишком унизительна, а я не на помойке себя нашла, чтобы такое терпеть. Во-вторых, ему всегда будут вешаться на шею левые бабы, а я не готова с этим мириться. Ну и в-третьих, он даже не прикоснулся ко мне, пока не пришла Соня. Желание меня обнять у него почему-то появилось только после ее прихода.
Глеб наконец-то оставляет попытки со мной поговорить, и мы просто едем молча. Я прохожу регистрацию на рейс, а потом он провожает меня до пункта досмотров.
— Кать, — берет меня за плечи. — Я клянусь тебе, что не знал о ее приходе, и я с ней не танцевал.
— Даже если и так, мне все равно. Есть много всего другого.
— Чего другого?
— Все эти девушки вокруг тебя, например. И то, что ты меня при друзьях даже не поцеловал ни разу. Хотя я слышала, как кто-то обсуждал, что на таких мероприятиях ты усаживал свою бывшую к себе на колени и целовался с ней, забив на всех. Обнять меня у тебя появилось желание, только когда она пришла и села напротив нас.
— На девушек мне наплевать. А не целовал я тебя прилюдно, потому что я уже не сопливый подросток, чтобы сосаться и обжиматься у всех на глазах. — Он шумно выдыхает. — Кать, я в любви тебе признался.
— Мне все равно. — Я мгновение медлю, но все же решаюсь произнести слова, которые он мне никогда не простит. Просто потому что нужно с ним все оборвать. — Извини, Глеб, но ты надоел мне.
Я замечаю, как его зрачки резко расширяются и дергается челюсть. Пользуясь этой секундной заминкой, я вырываюсь из его рук и быстро проскальзываю в зону, в которую его уже не пустят. У меня нет слез, и я уверена в своих действиях, как никогда. Все то мое сильное желание быть с Глебом, которое я испытывала еще сегодня утром, сейчас, как рукой сняло.
Он все-таки звонит мне. Когда я сбрасываю, он пишет мне сообщение:
Ни секунды не сомневаясь, я печатаю ему ответ:
И я действительно жму кнопку «Заблокировать абонента».
Глава 36. Подвиг
Когда я заявляюсь домой глубокой ночью, бабушка аж подскакивает от страха. Я совсем забыла, как перед отъездом наплела ей, что буду гостить у родителей.
— Катюша, что-то случилось? — Смотрит на меня испуганно, когда я раздеваюсь в прихожей. Она сонная вышла из своей комнаты на шум.
— Нет, ба, все хорошо. Я с друзьями гуляла, решила сюда ехать, а не к родителям.
— Ну понятно… — Пристально меня рассматривает. В самолете я не сдержалась и снова разревелась. Теперь мое лицо красное от слез, а тушь размазана по щекам. — Ладно, ложись спать. Утро вечера мудренее.
Люблю свою бабушку за то, что она не лезет в душу с расспросами.
Но утро не становится мудренее вечера. Всю субботу я провожу в кровати, вяло переписываясь с Сашей. Он думает, что я все еще в Питере. Я говорила ему, что вернусь домой в понедельник вечером. А на вторник у нас с ним назначена встреча.
В воскресенье ко мне домой приезжает Ленка, и я рассказываю ей все от начала и до конца, периодическая рыдая в ее жилетку. Подруга мужественно меня выслушивает, подаёт мне бумажные салфетки, чтобы я высморкалась, а потом идёт заваривать мне успокаивающий чай.
— И что ты теперь думаешь делать с Сашей? — Спрашивает, когда я наконец-то перестаю всхлипывать.
— Ну а что мне еще делать, Лен? Расскажу ему все, как есть.
— Ты уверена, что стоит это делать?
— А как иначе?