Помощник. Книга о Паланке

Стоя в дверях, мясник выглядел довольным, хотя ему хотелось вспомнить свою прежнюю жизнь в деревне, простую, обыкновенную и поэтому наполненную и счастливую, но он никак не мог сосредоточиться. Может быть, ему мешали зерна кукурузы, которые он все упорнее перебирал и считал, хотя с удовольствием выкинул бы их из кармана. Ему хотелось предаться мечтам, им овладела тоска. Какой сложной, запутанной жизнью он здесь живет! Она выше его сил и понимания, не соответствует его представлениям. Не о такой жизни он мечтал, это уж точно. Все здесь оборачивается против него, все, что он ни сделает, что ни скажет. Всем он здесь чужой. А уж женщины! Как ни в чем не бывало являются с курорта посреди ночи, и ни одна не считает нужным хоть что-то ему сказать… А Волент? Кажется, он обиделся. Избегает его взгляда, отвечает: да, да, нет, нет — и занимается своим делом. Ему, верно, не понравилось, что мастер снова отверг его старое предложение. Когда он заговорил о нем в конце зимы. Речан попросил пока отложить разговор. Волент согласился и только вчера попытался, как он уже привык, поставить своего мастера перед решенным делом.

Вчера, только они отобедали и служанка унесла посуду, жена протянула ученику деньги и с улыбкой сказала, чтобы он пошел в кондитерскую и съел «наполеон», который тот обожал, и добавила, что муж и Волент вскоре отправятся на бойню, только немного выпьют и покурят. Мальчик с удовольствием испарился, и в столовой остались они вчетвером: Речан, жена с дочерью и Волент.

Мастер тут же сообразил, что готовится нечто, и, конечно, против него, потому что у всех был вид понимающий, один он ничего не знал. Он ничем не выдал себя, тем более не выказал неудовольствия или негодования, которые овладели им, и сидел как ни в чем не бывало. Но про себя решил, что сегодня он не уступит. Он был сердит на женщин за их позднее возвращение с курорта. Они даже не сочли нужным сообщить ему, что там делали и когда вернулись, словно ему до них не было никакого дела. Кроме обиды, в нем проснулась и ревность, а в такие минуты он умел быть таким решительным, неуступчивым и резким, что и близкие люди его не узнавали. Он заранее решил, что, какое бы желание они ни высказали, откажет им из чувства мести. В такие минуты он бывал неуступчив и строг даже по отношению к дочери. Ревность умела заставить его вспомнить о своих правах.

— Отец, — начала жена серьезно, — надо посоветоваться. Волентко вот говорит, что пришло время начинать то самое, о чем он уже тебе говорил, и ты, значит, должен, как положено, решить, что и как…

Он смотрел на нее. Все молодеет, мелькнуло у него. Следит за собой. Даже, пожалуй, слишком… слишком начала собой заниматься. Лицо смышленое, внимательное, правильное… Красивая, ох, красивая она, как и всегда была. Глаза так и сверкают! Только теперь чаще стала сердиться. Что-то ему в ней не нравится. Стала злобной и языкатой. А так — женщина хоть куда! К нему давненько не приходила. Артачится. А когда артачится, то и ночью не приходит. Всегда так было. Что же она хочет сейчас? Опять раньше его знает, что у Волента на уме… Он обо всем говорит сначала ей, чтобы заручиться поддержкой ее и дочери. Волент — мужик ушлый. Сидит себе и в ус не дует, будто он здесь ни при чем. Ловкач! Что хочет, скажет жене, та — дочери, а уж дочь с женой как-нибудь да уломают его, Воленту и стараться не надо, ведь он, мол, всего-навсего здесь приказчик…

— Пока ты был в ванной, Волентко спросил, можно ли с тобой поговорить о том старом деле, чтобы я узнала, как ты считаешь, но я думаю, что с тобой всегда можно договориться.

Он внимательно следил за ней. Думал: куда же это она клонит? Обычно-то издалека она не начинает… обычно делает вид, что все может решить одна. Сама руководит Волентом, а его, Речана, ни о чем не спрашивает… Может быть, это Волент хочет, чтобы он, мастер, сам что-то решил?

— А в чем дело-то? — спросил Речан.

— Скажи, Волентко, мастер хочет знать, — сказала жена.

Волент, спокойно сидя за столом, с сигаретой и стаканчиком вина, повторил то, что говорил в конце зимы, когда закололи последнего поросенка собственного откорма. Здесь же, за этим большим обеденным столом, он предложил тогда арендовать старый хутор, что в акациевом лесу, довольно далеко, за Конским поместьем. Это заброшенное место, он, между прочим, осматривал. Никто туда не ходит круглый год. Точно, не ходит, подчеркнул Волент, об этом он говорил и с лесником Крупой из малого лесничества, который управляет этим участком. Лесник — мужик смекалистый, сразу понял, что Волент-бачи, засмеялся рассказчик, чего-то хочет. Сейчас, в конце зимы, говорил в тот раз Ланчарич, надо бы привести в порядок этот дом из кирпича-сырца, в первую очередь прогнившую в нескольких местах соломенную крышу, а в двух амбарах устроить свинарники. Свиней для откорма он раздобудет, и корову туда тоже надо бы купить. Для молока. Ну и, само собой, понадобится один батрак. Представляет ли он, Речан, как это выгодно?