Помощник. Книга о Паланке

Строения были укрыты густым кустарником на маленькой поляне, так что с дороги видны не были. До них надо было идти минут десять. Тропинки не оказалось. Последний владелец хутора был, по-видимому, пчеловод, о чем и свидетельствовали два ряда опрокинутых за домом ульев. Сам домишко был маленький, из дерева и кирпича-сырца, под соломенной крышей. Дом, двор, колодец с журавлем и два небольших амбара окружал плетень из ивовых прутьев, колья его пустили корни и выгнали лист. Плетень от этого укрепился, ожил и естественным путем рос в высоту, не боясь непогоды. Ивовые прутья для этого и годятся. Амбары стояли немного в стороне от дома, и вопреки душному запаху расцветших акаций, шиповника, лесных трав и цветов от них исходила ни с чем не смешивающаяся вонь свинарников. К счастью, она была не столь уж крепка, чтобы чувствоваться на дороге, а если кто и унюхивал, то, скорее всего, решал, что где-то недалеко в кустах расположилось стадо кабанов, и старался поскорей убраться. Стены амбаров потрескались и осели. Волент с Габором поэтому зашпаклевали их мхом, сеном, соломой, обили досками и укрепили акациевыми кольями. Внутри, в очень умело сбитых загонах, хрюкало, визжало и издавало свои запахи стадо подросших поросят, уже сейчас целое богатство паланкского мясника Речана, хотя тот, бедняга, об этом и знать не знал. Богател против воли. Такое тоже случается.

Если бы не поросячий визг, здесь было бы тихо, как в любом другом расцветшем акациевом лесу.

Речанова с наслаждением осмотрела все, что принадлежало ей, в первую очередь поросят, которые рассмешили ее, и, когда вышла во двор к колодцу, оперлась о него, поставила ногу на камень и с чувством невероятного счастья уставилась на лес, словно ее ожидало еще большее наслаждение. Она сама не знала, что из близкого и отдаленного будущего так волновало ее.

— Ах, день-то какой! — вздохнула она.

Эта поляна в лесу, одинокий дом и хлевы, полные свиней, будоражили ее душу. Иногда она гордо улыбалась, но тут же поскорее опускала голову, чтобы не спугнуть счастье.

Мужчины перетащили из машины мешки с кормом и пошли в свинарники. Волент интересовался каждой свиньей, как догадалась Речанова, хотя разговаривали они по-венгерски. Он расспрашивал, как каждая из свиней жрет и прибавляет в весе, интересовался всем, как настоящий хозяин.

Надо было выхолостить двух поросят: первая операция удалась не совсем, они еще поддавались соблазнам пола и поэтому недостаточно прибавили в весе.

Габар с Волентом приготовили спирт, на печку в кухоньке поставили кастрюлю с водой и прокипятили в ней острый окулировочный нож. Свиней связали и вынесли к колодцу. Волент отпускал по адресу своих жертв такие шуточки, что Габор весь сгибался от хохота. Речанова тоже не могла побороть смеха. Она решила помочь им во время операции.

Свинья лежала на боку, ноги у нее были связаны, она дрожала и беспокойно похрюкивала и, едва мужчины подошли к ней с ножом, начала кидаться и метаться. Они придавили ее коленями. Речанова смотрела на это минуту, потом побледнела и невольно приложила руку туда, где, как ей казалось, у нее аппендикс. Когда Волент пальцем прижал к брюху борова острый нож, который под сильным давлением легко вошел под кожу и в мгновение хлынула кровь, свинья жутко завизжала и захрипела. Мясничиха стиснула колени и задрожала, как осиновый лист, ей пришлось поскорее уйти от них за дом. Этих мужиков она теперь просто видеть не желала, они стали ей противны.

Когда мужчины закончили операцию и на втором борове, вычистили ему рану спиртом и наложили бинт, они начали пилить дрова. Отвращение уже покинуло Речанову, и она вертелась на кухне. К большой радости мужчин, она начала готовить корм для поросят из кукурузы крупного помола и отварной картошки, а заодно приготовила ужин для Габора. Пропустила через мясорубку сыр с мясом, сделала небольшие котлетки, обваляла их в сухарях и бросила в свиное сало. Она уже давно не готовила «чабанские котлеты», может быть, в последний раз дома, еще в деревне, когда к ней пришел в гости старший брат Яно, с которым она ладила лучше, чем с остальными братьями и сестрами; он был плут и красавец, тайный приятель многих барынь внизу, в городе; она любила его рассказы, считая, что ее брат лихо подсмеивается над этими богатыми госпожами.

Она вздохнула, как годы-то летят: ведь совсем недавно она пасла гусей у ручья, босая, в убогой юбчонке, чумазая, потому что матери некогда было ею заняться. Образ этого маленького босоногого существа отнюдь не был ей дорог, словно это была и не она. Куда больше она любила размышлять о различиях жизни в деревне и здесь.

Подошла к маленькому окну и выглянула — это уединенное место и звук пилы, которая в руках двух мужчин равномерно врезается в дерево, все сильнее очаровывали ее. По спине у нее пробежали мурашки, она выгнулась, словно сзади к ней подошел незнакомый мужчина.