Помощник. Книга о Паланке

Эва-младшая бросала взгляды на пустой стул, и ее беспокоило недоброе предчувствие. Она жила своими мечтами, ни о чем не заботясь, отца, действительно, просто не замечала, не могла простить ему своего парня, но почему-то вид пустого отцовского стула сейчас чрезвычайно ее обеспокоил. Она почувствовала жалость к отцу. О своих родителях она обычно не думала, ничто к этому ее не побуждало, но с тех пор, как у нее появилось неприязненное чувство к матери, она как-то естественно начала чаще и добрее вспоминать об отце, хоть он так жестоко и провинился перед ней. Теперь он уже не был ей столь безразличен, ей даже хотелось помириться с ним. Может, потому, что печаль перестала быть такой жестокой, теперь она была влюблена в Куки, и все ее думы были только о нем, да и злость на отца уже выдохлась. Заигрывание матери с Ланчаричем, которого Эва с самого начала терпеть не могла, раздражало ее чрезвычайно. И какой-то инстинкт подсказывал ей — они затевают что-то против отца.

Еще не начав есть, девушка почувствовала во рту горечь и, оттолкнув тарелку, встала и направилась к выходу. В дверях она остановилась и спросила еще раз:

— Мама, где же отец?

— Пошел проветриться, — ответила та хладнокровно, а дочь подумала, что, видно, мать сидела за столом не так уж беззаботно и все время наблюдала за ней. — К врачу, наверно, зашел, я же говорила тебе. — Мать встряхнула головой и опустила в тарелку массивную серебряную ложку.

Волент оперся о кожаную спинку стула, на которой были вытиснены шаловливые лесные нимфы, и вопросительно посмотрел на светловолосую девушку, взгляд которой, в этот момент рассерженный и сосредоточенный, придавал ей такую привлекательность и красоту, что он был просто изумлен.

— Наверное, ты ему нагрубила! — сказала Эва-младшая, повернулась и хлопнула дверью.

Ланчарич посмотрел на Речанову, вопросительно поднял брови, но она спокойно сказала ему, чтобы он кушал на здоровье, мастер немного разнервничался и вернется, как только перестанет злиться. Волноваться нечего, старик никогда подолгу не сердится — походит-походит, со всем примирится и успокоится.

Эва вышла в коридор и некоторое время беспомощно стояла возле телефона. Наконец тревога за отца придала ей храбрости. Она позвонила на почтамт, спросила номер телефона доктора Хоранского. Тот был дома, только что вернулся из сада, на вопрос Эвы, не был ли у него ее отец, ответил отрицательно, но сказал, что видел его час назад направляющимся через парк и ему показалось, что он шел погулять либо в луга, либо на «голгофу».

Штефан Речан сидел над виноградниками, в тени старого ореха, и смотрел вниз — на луга и сверкающую реку. Он курил, поглощенный своими мыслями. Луга, виноградники, поля и недалекие акациевые леса пустели, они уже только по-стариковски грелись под бледным осенним солнцем. Листва их поредела и издалека казалась серебристой.

Он сидел, будто оглушенный, совершенно не зная, что предпринять. Сцена с женой казалась ему какой-то нереальной. Если бы кто-нибудь сказал ему, что все это сон — он поверил бы. Все случившееся просто не укладывалось в его голове. И тем не менее все это случилось, и глубокое чувство оскорбления нельзя было ни стереть, ни забыть.

С детства он мечтал жить так, чтобы о нем говорили, что он живет благолепно. Как говорили о некоторых людях в деревне, о которых вспоминали всегда с почтением и завистью, но без умысла обидеть. Все это были люди уважаемые, их слово имело особый вес. Уважение к этим избранникам, которым молва приписывала глубокий ум, трезвость и сообразность суждений, широкий кругозор, происходило не от их богатства, хотя, конечно, такие люди были не из бедняков, ведь в противном случае их жизнь потеряла бы притягательную силу. Но дело было не в имуществе. Хоть Речаны принадлежали к самым богатым в деревне, но никому и в голову не пришло бы сказать о них, что они живут красивой и правильной жизнью. Все детство его подсознательно терзал вопрос, чего же им недостает. Что мешает им жить столь же завидно? Отец с матерью подолгу вместе не уживались, папаша предпочитал находиться в бегах, бродя по свету, а мать в свою очередь вечно ворчала, ссорилась со свекром и свекровью, отцом, соседями и собственными детьми.

Благолепная жизнь… Какой виделась она ему? Прежде всего покой, тишина и свет в комнатах, сердечные голоса, дружелюбное сосуществование с окружающими, здоровье, бодрость духа и такой достаток, чтобы не знать страха перед завтрашним днем, иметь определенную самостоятельность, независимость, любящую жену, чистеньких детей, устроенный быт, добрых соседей, тихое местечко где-нибудь в середине села. Таков был образ благолепия, и ничего из этого ему не удалось создать! Все, все, что случилось и происходило вокруг него в последние годы, все гнало его из мира, о котором он мечтал, то в одну, то в другую крайность, где он ощущал себя беспомощным и неспособным жить, думать, действовать, быть деятельным и решительным. Он готовился к обычным жизненным ситуациям, к нормальному деревенскому бытию в горах, но судьба определила иначе.