Помощник. Книга о Паланке

Она. Никогда ты ничего не хотел. Если бы мы и здесь жили по-твоему, сидели бы с голой вот этой… (Она хлопнула себя по крепкой заднице.)

Ведь ты, раб божий, ни о чем на свете не печешься. Поверь, торговля не для тебя, тебе бы надо коров пасти, тебе ведь все в тягость. Ни о чем-то ты не позаботишься, семья тебе ни к чему, пусть прозябает, за собой ты не следишь, ходишь, как последний кучер, торговлей за тебя кто-то другой занимается, за дочерью ты не смотришь, ну она и плюет на тебя… с высокой колокольни! Меня-то хоть не доводи, ведь если бы мы рассчитывали на тебя, уже давно сидели бы на бобах. Скажи ты мне, божий человек, почему ты всем обуза? Зачем только земля тебя носит! А?! И он еще смеет морочить мне голову!

Он(после минутного молчания).

Эва, я вижу, ты человек конченый. Ты что думаешь, власти ничего не видят и жандармы из-за угла мешком ушибленные? Ты думаешь, все это игра?

Она(с криком).

Чего болтаешь! Кто здесь говорит об игре! Это я говорю об игре? Я говорю тебе, старый осел, о том, что ты умеешь только визжать, а чтобы пальцем пошевелить — это нет… Тебе невдомек, что нам надо что-то скопить, воспользоваться моментом… Ведь этому времени скоро придет конец, всего будет вдоволь, поэтому надо стараться заработать побольше, потому что долго так не поскачешь!

Он. Тебе легко кричать, у тебя в голове шелуха всякая да барство… И говоришь ты так потому, что тебя еще никто никогда не брал в оборот, никто тебе не наделал колбасы на пояснице, с жандармами ты в лучшем случае здоровалась, чего же тебе не кричать? А то, что несешь ты, моя милая, говорят только те, кто не видит дальше собственного носа.

Она

(воздев руки над головой, истерично). И-и-и-и! Так это я, что ли, не вижу дальше собственного носа?! Это ты осмеливаешься сказать мне? Мне? Хозяйке, без которой у тебя бы здесь черт ногу сломал? Да у тебя обе руки левые. Помощник… (она задохнулась) должен вести всю торговлю, потому что у хозяина дурья башка, жена должна вести дом и все дела, которые полагается делать мужчине… я, я должна заботиться, чтобы у нас что-то было, чтобы мы были не хуже других… А он? Пальцем не пошевелит, мешается у всех под ногами, чепуху несет, всегда первым наложит в штаны, я прямо скажу, обосрется. Ох! Вот уж дурак так дурак! Глупый, никчемный, ленивый, никудышный! Ты нас только позоришь, ты, неотесанная дубина, с тобой на улицу нельзя выйти, со стыда провалишься, всю округу насмешишь… Господи боже мой! Сколько же мне приходится мук принимать, чтобы нас считали здесь уважаемыми людьми, чтобы не думали, будто ходят в лавку к последним голодранцам, что хоть и есть у нас кое-что, но люди мы неотесанные, отсталые, обалдуи, недотепы, чтобы Волент у нас работал и не ушел к кому-то другому, чтобы не обворовывал нас… и этот еще смеет мне говорить, что я не вижу дальше собственного носа! Слыханное ли дело! И это мне говорит болван, тупее которого нет во всем Паланке! Нет, он меня уморит! Заткнись, постылый, не суйся в дела, раз ты из-за угла мешком прибитый! Я одна со всем управлюсь, одна, вот этой левой рукой… (она, конечно, показала ему ее)… за один день сделаю больше, чем ты за всю свою жизнь, а правую еще в задницу себе засуну! Мать твою, он еще будет здесь рот разевать! Недотепа никчемушный! Сколько я, бывало, ворочалась в кровати, до утра, бывало, глаз не сомкну… а ты никогда не умел этого, я только что с ума не сходила, господи, за кого же это я замуж вышла… Господи, да я готова была другой раз до крови тебя избить ногой, зарезать, как курицу! А разве Эве приходится стыдиться за меня? Разве из-за меня она стыдится показываться на глаза подругам? Разве я хожу здесь одетая, как последний извозчик? Разве это я с ума спятила? Благодаря кому у нас все здесь так удается? Кто здесь заботится о нашем имени? Болван! Если бы не я, до смерти бы сидеть нам дома с голым задом. Да не будь моего брата, который ничего не боялся, который был в лесу с партизанами до конца, мы никогда ничего бы не получили… Дурак ты, милый мой, одна с тобой морока! Так что помалкивай в тряпочку! И не вякай о жандармах, а то я тебе башку разобью! Ты вот голос поднял, но ты же здесь нуль, говно! И заруби себе на носу, что здесь будет так, как я этого захочу! Я не позволю тебе портить нам жизнь, а будешь доводить — в сумасшедший дом упрячу, даже если мне придется обойти всех врачей, всем переплатить втридорога, всем пожертвовать, вот этот дом и свою жизнь отдам в залог, только бы избавиться от тебя.

Речан смотрел в окно и быстро моргал. В минутной тишине, когда она схватилась за шею и захрипела, потому что у нее уже не было силы кричать дальше, он оглянулся, где у него лежит табак, чтобы закурить. Никогда еще он не слышал от нее такой ругани. Он потянулся за табаком, чтобы на дрожащих коленях скрутить сигарету.