Помощник. Книга о Паланке

Лежал он долго, даже курить не мог. Вдруг встрепенулся. В доме было какое-то движение. Тут же все стихло, и ему уже начало казаться, что у него просто галлюцинации от головной боли, но шаги раздались явственней. Он испугался. Что происходит? Кто-то забрался в дом? К дочери? Тут он отчетливо уловил, что где-то передвинули стул. Он испугался: что это? Неужели его малышка Эва решила ночью бежать из дому?

Речан вскочил с дивана, хотел вбежать в комнаты, но как-то автоматически завернул в переднюю и оттуда помчался вверх по лестнице на веранду.

Выглянул через окно и быстро протер потный лоб. Двустворчатая стеклянная дверь из гостиной была открыта настежь, на бетонном полу широкой террасы с невысоким барьером стоял рояль, возле него высокий столик для цветов, на котором горела керосиновая лампа с большим абажуром из матового стекла в форме колокола. Лампа светила вовсю, вокруг нее кружились загадочные ночные бабочки и мошки, последние в этом году.

Тут он увидел дочь. Она была в длинном розовом платье, на плечи накинула белый мех. Одной рукой Эва держалась за горло, другой опиралась о крышку рояля и с восторгом смотрела на пижонистого черноволосого юношу в расстегнутом шелковом плаще и широкополой шляпе, который вызывающе манерно садился к инструменту. Казалось, он навеселе. Запрокинув голову, юноша начал играть «Сказки Венского леса». Это был Куки — наверное, он перепрыгнул через забор, а Эва впустила его в дом. Теперь Речан понял, почему она не хотела идти с матерью. Руки у него дрожали от волнения. Ему хотелось плакать. В первую очередь из-за Эвы. Господи, как преданно она смотрит на Куки! Преданно и безвольно! Он осознал, что она вся в него, к несчастью, унаследовала его характер.

Юноша перестал играть, воцарилась тишина. Когда Эва заметила, что ее красивый партнер смотрит наверх в темноту, она тоже подняла глаза к темному небу. Но там ничего не происходило. В головокружительных глубинах царило спокойствие.

Куки вдруг опустил голову, сложил руки, с иронической ухмылкой минуту размышлял, потом начал играть какой-то старинный русский романс.

Когда кончил, вынул из внутреннего кармана пиджака тяжелый блестящий портсигар, с усилием поднялся со стула, вставил сигарету в длинный мундштук и важно подошел к лампе. Наклонился над ламповым стеклом, и на кончике сигареты появился горящий уголек. Над головой у него взлетело облачко дыма. Он глубоко затянулся. В свете лампы его мальчишеское лицо казалось болезненно бледным и потасканным. Неуверенным шагом, словно длинные ноги его не слушались, он вернулся к роялю, сел на круглый стул, повернулся к девушке и, склонив голову, стал наблюдать за ней.

— Как хорошо вы играете, — сказала ему Эва.

Куки тихо засмеялся, театрально повернулся на стуле, прошелся пальцами по клавишам и сказал, махнув рукой:

— Я же играю для вас, мадемуазель Эвичка.

— Спасибо, вы играете действительно прекрасно, словами этого даже не выразишь, — откликнулась она тихо.

— Лучше всего я играю, когда я один, — улыбнулся он самоуверенно.

— Дома? — спросила Эва.

— Тогда я не волнуюсь, — ответил он.

— А здесь волнуетесь? — спросила Эва громче, потому что перед этим ей пришлось прокашляться.

— Перед слушателем я волнуюсь, — сказал Куки важно, — и это естественно. Некоторые музыканты говорят, что, если человек не волнуется, он по-настоящему не сыграет.

Она покачала головой — может быть, догадалась, что он, собственно, пришел разыграть ее, — медленно повернулась на каблуке и шагнула к барьеру террасы, вдоль которого тянулись вьющиеся растения. Она остановилась под веткой дерева, листья которого в свете лампы приглушенно светились, и стала смотреть в сад. Куки что-то колебался, может быть, хотел встать, но передумал и с издевательским видом начал наигрывать известную «Песнь любви» композитора Сука.

Эва облокотилась о барьер. Минуту стояла, несчастно и потерянно глядя на лампу.

— И это вы играете ей? — сказала она вполголоса, когда он кончил.

— Кому? — спросил он.

Эва не ответила, а только ниже склонила голову.

— Как вы узнали?

— Скажите лучше, как ее зовут?

— Клара.

— Вы ее любите?

— Да, — ответил Куки и ухмыльнулся.

— Какая она?

— Красивая, как вы, Эвичка, только очень злая, — рассмеялся он.

Эва недоуменно покачала головой.

— Она совсем не заслуживает этого, — возразил Куки патетически.

— Говорите, вы ее любите… хотя она и не заслуживает этого? — сказала Эва горько. — Почему же любите… того, кто не заслуживает? Вы… — Она вздохнула и опять беспомощно покачала головой. — Ведь красивые люди не должны любить нехороших… Что она может в таком случае дать вам?

— Вы сомневаетесь, есть ли что-то хорошее в такой любви, не так ли? — иронизировал Куки.

Эва кивнула в знак согласия, сложила руки и крепко их сжала.