Помощник. Книга о Паланке

— Теперь уже могу. Значит, так: он, этот табачник, узнал через знакомых, что старая Селмециова с Лигети — значит, с Парковой улицы, — говорит, что она здесь совсем одна, ну как этот… ну этот… как перст, и ей так уж хотелось бы перебраться к своей керестланьке — крестнице — в Венгрию, только она не знает, как быть с тем, что у нее здесь. Если она подаст заявление, чтобы ее отпустили за хатар, много она с собой не увезет. Видели вы ее дом? — быстро спросил Волент. — Нет? Ну так вот, дело в том, что ее дом, мештерко, мог бы стать вашим.

Речан не знал, что ему ответить, и, пока Волент ладонями вытирал с лица пот, потому что печка уже приятно грела и черешневая настойка тоже, мясник оглядывался вокруг, словно хотел дать понять приказчику, что ему есть где жить.

— Вы можете заполучить такой домишко, что любой вам позавидует. И действовать надо быстро, другие тоже не дураки, да и табачник имел в виду не одних нас, я-то его знаю.

— Но, Волент, мы… ведь нам же есть где жить…

— Мештер! — воскликнул приказчик, с минуту озадаченно помолчав. — Что вы говорите! Ведь вы можете получить, геть, такой дом, что другие, сердце мое, ради такого дома пошли бы хоть к черту в пекло!

— А где взять столько денег? — развел руками мастер.

Приказчик снова провел ладонью по широкому смуглому лицу, впился в Речана своими маленькими острыми голубыми глазками, сжал зубы и потом нерешительно защелкал языком наподобие дятла.

— Найдется, — сказал он.

— Может, и найдется, — допустил мастер, — ты прав, может, и найдется, — и, надо сказать, в основном благодаря тебе, Волентко, это я признаю, — но мы не можем ухнуть все деньги только потому, что подвернулась оказия купить дом. У меня и здесь неплохой домишко.

Речан покачал головой, поводил стаканчиком по столу, потом встал, чтобы сделать себе самокрутку, боясь при этом даже посмотреть на Волента, который не спускал с него глаз, временами почти невидимых из-за густых бровей и тяжелых, словно бы припухших, век. Минуту-другую мужчины молча курили.

— Вы хороший хозяин, и мне это нравится, — осторожно начал Волент, — в торговле без этого нельзя, но и у меня в голове не одни шутки да мякина. Слушайте меня внимательно, мештер. Знаете, почему табачник сказал это именно мне? Потому что у вас пока такого дома нет. Он хороший торговец и старый паланчанин и потому знает, кому какое платье носить, кому какой периной укрываться. Он тоже, вот ей-богу, не мог допустить мысли, что вы хотели бы отстать от других, он знает, что вы должны быть не хуже Полгара, Сламы, Хаваша, Кирая, Затько… которые в этом деле опередили вас… К тому же вы такой человек, мештер, которого здесь никто не тронет, у вас хорошие бумаги, вам власти разрешат иметь все, чего вам захочется. Потому он и сказал это мне. Он знает, как такие дела делаются. Он не был бы дельцом, если бы не знал этого, хотя мы еще увидим, сумел ли он додуматься до того, что я сообразил сразу. Знаете, что я сделал?

Речан поколебался, но потом покачал головой.

— Хорошо, слушайте. Я отправился к вдове Селмециовой, так как этого откладывать нельзя. Позвонил, потому что у нее в саду бегает страшенная огромная фаркаш кутуш — овчарка то есть, вдова вышла и спросила, чего мне надо. Я говорю, что я, мол, приказчик пана Речана, а она отрезала: дескать, знает меня как облупленного. И почему, говорит, я остался здесь, когда мештер Кохари ушел за хатар, разве так приличные люди поступают? Ну, когда она мне все это выложила, я ей сказал, что, вы, мол, интересуетесь ее домом. Она как раскричится, мол, такому-сякому чеху дом не отдаст, пусть он лучше сдохнет, но я погрозил ей пальцем, чтобы она перестала, ибо ругает лучшего человека, какого я здесь знаю. Но чертова баба не унималась, тогда я ее припугнул, что раз так, то я ей не скажу, как она может получить свое. Она сразу притихла и позвала меня на кухню.

— Что же ты ей сказал?

— Ну так вот, мештер, если человек занимается торговлей, геть, он всегда должен желать большего, чтобы торговля его интересовала. Правильно я говорю? Вам, конечно, хватило бы и этого, теперь я вижу, но в торговле так быть не может, раз человек — торговец, он всегда обязан думать о том, что должно быть еще лучше. Этого требуют от торговца деньги, иначе они у него не удержатся, обидятся и уйдут к другому, геть, а на вас плюнут. У денег тоже есть свой ум, они любят все больший и больший оборот. Я это имел в виду. И знаю, что, если у вас будет такой красивый дом, вы сразу научитесь говорить по-другому, вы не скажете, что вам того не надо, этого не надо… понимаете, что я имею в виду? Человек должен всегда добиваться большего, чтобы торговля доставляла ему радость, и я хочу, мештер, чтобы она радовала и вас, потому что тогда и я могу торговать для вас так, как умею. Понимаете?

— Понимать-то понимаю, — ответил Речан неуверенно, — но что же ты все-таки сказал ей?