Помощник. Книга о Паланке

На дефицитные товары, спрятанные у него под кроватью, Ланчарич купил одну за другой десять свиней, в том числе двух черных, английских, которые очень быстро растут, и при хорошем уходе их можно раскормить до четырех с лишним центнеров; они действительно росли как на дрожжах, просто на глазах прибавляли в весе и превращались в крупных мясных свиней. Ланчарич прикупил к ним двух породистых немецких, называемых еще белыми. Остальное стадо состояло из «мангалиц», самой распространенной местной породы с кудрявой щетиной.

Свиней он разместил по дворам в переулках за парком, где от века жили самые бедные паланчане. Для ухода за своим небольшим стадом он подыскал добросовестных свинарок, по большей части вдов, пожилых женщин, у которых имелись подходящие хлевы. За это им причиталась треть туши, небольшая сумма денег, кое-какая поношенная одежда или обувь. Сверх того, для этих женщин оставляли под прилавком мясо. Они с радостью взялись за дело, вознаграждение казалось им достаточным — Речан с Волентом не собирались на них экономить. Сам Волент, инициатор предприятия, был уверен, что выгода обяжет их молчать, ибо, не дай боже, если прознают в городе и начнут делать то же самое другие мясники.

Для маленького стада он с легкостью раздобывал в деревнях мешок кукурузы крупного помола, отрубей, сопревшей муки, покупал у владельцев гостиниц и ресторанов за ответные услуги, а чаще просто за мизерную плату помои и опивки пива, за которыми эти женщины отправлялись по вечерам с бочонками на тележках. Иногда ему удавалось раздобыть картошки и кормовой свеклы.

Все стадо благополучно пережило жаркое лето, хотя других свиней проредила краснуха. Дело в том, что поросят здесь держали в основном на подножном корму и на вольном воздухе, интенсивное вскармливание начиналось только в конце лета. К такому способу выкармливания были привычны «мангалицы», в жаркое время они слабее других прибавляли в весе и, даже откормленные, вели себя как полудикие, носились в загоне, только что не ломая свои несоразмерно длинные ноги, и беспокойно выгибали короткие и узкие спины, словно тосковали о грязных дорогах и зеленом корме. Когда они начинали прибавлять в весе, то наращивали главным образом сало, у которого была соответственно и высокая цена; ведь в горной Словакии, куда сейчас ездил Волент, стоимость килограмма сала доходила до восьмисот крон. Так что сетовать не приходилось, хотя желтоватое сало ему самому было как-то не по нутру, он словно бы его стыдился; что ни говори, но мясо казалось ему надежнее. Из мяса он мог делать свои прославленные колбасы, которыми гордился.

«Мангалиц» он не любил, они не соответствовали его представлению о хорошей свинье. Когда свинарки запирали их в хлевы и не выпускали на выгул, они визжали, а когда их наконец выпускали, очень плохо прибавляли в весе, потому что все растрясали. Под их неутомимые рыла всегда надо было что-то подкидывать, хотя бы уголь, чтобы они не срыли хлев.

Утром Ланчарич снова собирался в горную Словакию, как он говорил, на кшефты[34] в фелдвидек[35]. Там было плохо с продовольствием, и Воленту это не давало покоя.

Около половины одиннадцатого Речан уже мог сменить жену за прилавком. Умывшись после работы на бойне, он сразу отправился туда, чтобы не было разговоров, будто ей некогда готовить обед. (Она не ворчала, собиралась варить галушки). Он немного устал и с радостью ждал короткого послеобеденного отдыха на кушетке в кухне, настроение у него было хорошее. Пока они закалывали и разделывали свиней, Волент его забавлял болтовней, к тому же еще они пропустили по стаканчику.

Мясник сменил жену, спросил, какие новости, и, узнав, что новостей нет, остался один. Постоял недолго за прилавком и вышел из холодной лавки в тамбур на солнышко. Прояснилось, ветер стих, воздух прогрелся, и в защищенном от ветра месте на солнце даже странно было вспомнить, что ноябрь на дворе.

Он выглянул на улицу, услышав скрип ворот. Из них вышел, как он и ожидал, Волент, одетый в вывернутый бараний кожух, в котором он был похож на пастуха. На голове у него была роскошная, зеленая, как трава, шляпа, украшенная кабаньей щетиной. Он умел одеваться со вкусом, но при случае любил и вырядиться. Стремясь вызвать к себе уважение и серьезное отношение, он в то же время любил покуролесить, как комедиант.

— Ну я пошел, мештерко! — крикнул он весело, повернулся на каблуке и зашагал, засунув руки в карманы и раскачиваясь, как бочка. Пройдя несколько шагов, передумал, обернулся, снял с головы шляпу, осклабился, сделав глубокий поклон, и снова улыбнулся, но не хозяину, а солнцу, на которое показал шляпой.

Речан с благодарностью улыбнулся и покачал головой.

— Так что ты уж там расстарайся, — сказал он негромко вслед уходящему, надеясь, что тот его не услышит, но Волент услышал и, не поворачивая головы, кивнул в знак согласия.