Путь к отцовской усадьбе бежал через поле, ельник и выходил к пруду и длинному широкому рву, которые соединял этот пруд с другим прудом. Всего в поместье их было четыре. Ров окружала непроходимая чаща, а там, где он подходил к воде, стояли два высоких постамента, с большими чашами сверху, в которых с наступлением вечера разжигался огонь. Левый берег рва именовали ещё цыганской рощей — сюда, в одни им ведомые праздничные дни приезжали повеселиться троицкие цыгане.
Ещё дед Ксении выстроил в усадьбе зверинец, где теперь обитали лоси, лисы, белки и другие жители здешних лесов. Отец любил охоту — и если уж на что денег не жалел, то это на охотничьих слуг: у него было сорок псарей и сорок егерей.
Приземистое здание псарни виднелось из-за деревьев издалека, а совсем рядом, у мостков другого пруда, стоял штукатуренный известкой дом, называвшийся корсиканским. В комнатах его висели картины корсиканских живописцев, а в пруду перед домом плавали незнакомые этим местам рыбки, которые по зову колокольчика спешили к берегу за кормом.
Здесь, в Шлиссельбурге, всё было по-другому.
Город вставал рано. С первыми лучами солнца по улицам бежали уже заводские, мастеровые, разносчики, молочники и уличные торговцы с корзинами и подносами на головах. Ехали на рынки телеги с молоком, капустой, поленьями, птицей, кудахтающей и крякающей в тесных клетушках, подпрыгивали на ухабах, слегка ударяясь о столбики ограждения — торопились.
Эти вереницы подвод должны были проезжать для благочиния и упорядоченности не по центральным проспектам, а по окольным улочкам — и потому гремели непосредственно у Ксении под окном.
Потом из подъездов выбегали гимназисты со связками учебников, чиновники с ворохом бумаг, связанными в узелок. Служанки — а иногда и самые рачительные из хозяек — с кошельками спешили по рынкам и магазинчикам за продуктами. По улицам неслись извозчики.
К полудню торжественно показывались на улицах светские дамы, шествовавшие на прогулку или по визитам, или в Торговые Ряды. За ними выходили и те, кому повезло родиться с серебряной ложкой во рту, они проводили жизнь, ничего не делая с утра до вечера — то и дело с опаской и ожиданием Ксения искала среди них Анастасию.
Позёвывая, ленивой походкой франты и модницы шли на бульвар для моциона перед завтраком. Юноши в наполеоновской позе застывали компаниями в Мальцевском пассаже в четвертой, самой просторной линии. С чувством собственного превосходства разглядывали идущих мимо, с самым большим интересом — дам, и часто пытались заводить знакомство прямо там.
Около трех дня город обедал. Потом погружался в послеобеденный сон. Движение на улицах успокаивалось.
В районе восьми вечера снова жизнь ускорялась — череда экипажей спешила в театры, клубы, на званые ужины и балы. К той жизни, которой Ксения никогда не любила — но за которой всё равно продолжала наблюдать через окно.
К двенадцати ночи и это новое движение прекращалось, и некоторое время — где-то до трех часов — царила тишина. Лишь на небольшой промежуток времени опять возвращалось оживление, когда экипажи развозили по домам великосветских дам и господ, а потом опять становилось тихо — до пяти часов утра, тогда слышался грохот колес ассенизационных обозов. Они и давали знать, что опять пришло утро — и всё закручивалось по новой.
К середине июня Ксения обнаружила, что денег начинает не хватать.
Жильё она оплатила вперёд — но еду последние дни приходилось просить отпускать в кредит, а жить в долг она не привыкла.
Тем не менее ни нового полёта, ни перевода обратно в полк Крылатых Ксения на горизонте не наблюдала. Казалось, все напрочь о ней забыли.
Поколебавшись, она покинула свою маленькую комнатку и первым делом направилась в гавань — сюда, как она видела из окна, каждый день приставало множество барж, везущих дрова. Они наполняли город запахами лесной травы и сосен — и даже матросы, служившие на них, источали эти ароматы так, что они добирались до самых его окон.
Никакой работы, кроме военного дела, Ксения не знала. Она могла бы попробовать наняться матросом — но не могла позволить себе отлучиться из города далеко. Оставалось искать работу в самом порту – но тут требовались в основном грузчики, а Ксения хоть и привыкла стоять на вахте по многу часов, всё-таки вряд ли смогла бы справиться с мешками и ящиками. Работать прислугой в каком-нибудь кабаке для дворянки тоже было бы неприемлемо. Единственное, что она смогла в конце концов отыскать – это работа сторожем на одном из пришвартованных и опустевших по сезону каравелл.
По вечерам, если оставались силы, Ксения выбиралась гулять на центральный бульвар.