Нет, у Славы в своём круге тоже хорошо, но какая же это Москва? Спустился туда в подвал, понаехамши, и оттуда же вылез, уезжаючи.
А в этот раз шёл мелкий противный дождь, было самое-самое утро и я сидел на мокрой скамейке неподалёку от станции пражская, пил черниговское пиво билэ и курил мокрую сигарету из мокрого кулака.
И всё как когда-то очень-очень давно, когда я спекулировал сигаретами. И ничего-то в этом чертанове не изменилось, кроме окрестностей метро.
И снова от алтуфьева до пражской лишь на первый взгляд далеко. И снова мне некуда пойти высохнуть, потому что отец опять хоронит какую-то троюродную сестру моей бабушки. А у меня в кармане триста рублей и карточка на две поездки в метро.
И стало мне так привычно по-московски бесприютно и безнадежно, что я за малым делом чуть было не расплакался и не ринулся обратно в метро, дабы мчаться куда-то на электрозаводскую с надеждою на немыслимое счастие, а потом, как веничка, всё проебав, проснуться в полночь в том самом алтуфьеве, откуда никуда не ходят никакие поезда.
Но не ринулся, конечно. Ибо. Ибо. Ибо всё давно проехато.
Собаковедение
Шёл сегодня со станции. Возле озера, на полпути, смотрю – несётся на меня овчарка. Серьёзная такая. Не гавкает – значит, сейчас вцепится в какой-нибудь совсем не лишний член моего организма. Я обычно хожу с моноподом от фотоаппарата, а тут чего-то забыл его дома. Да и монопод супротив овчарки – это довольно жалкая фистулька. Это с шавками мелкими он полезен.
Сзади, метрах в пятидесяти, не торопясь идёт хозяин овчарки – мужичок лет пятидесяти наверное. «Да не боись, – говорит, – не тронет».
Я не знаю ни одного собаковладельца, который не говорил бы этой фразы.
Потом мужичок задумался. «А может, и тронет, – сказал он меланхолично. – Она молодая ишо, глупая».
Но шагу, впрочем, не прибавил.
Ну да ладно – все мои члены вроде бы на месте.
Михайлов день
Соседи в гости позвали: праздник – Михайлов день. Тётя Рая, которая обычно кормит скотину-степана в моё отсутствие, даже купила дорогой водки за сто двадцать рублей.
Баба Маруся ещё пришла, та, что на краю деревни и про всех знает то, что они сами про себя не знают.
Навалили мне полную тарелку селёдки под шубой, винегрету и чего-то ещё. А я же с утра не ем обычно.
Но ничего, съел, не подавился.
Поговорили о вечном, как то: о пенсиях и о дровах. О собаке-степане, которому я наконец-то купил новый ошейник, из которого он теперь хуй вывернется и перестанет заёбывать всю деревню своим козловским подвыванием. Повздыхали о нелёгкой нашей (у каждого по-своему) судьбе. Послушали телевизор.
Хорошо, в общем, посидели.
Бабушкины очки
Долго искал по всему дому налобный фонарик для похода на колонку за водой.
Нашёл много интересного. Ну и фонарик в конце концов нашёлся на лбу. Задумался: неужто я в нём спал?
Продукты
Очень удобно в деревне зимой с продуктами.
Это летом чуть не уследил – и вот уже потекло, прокисло, протухло, весь дом провоняло, а остальное мухи съели. Ну или сороки спиздили. Или крот выкопался, схватил что попало и бегом обратно в нору запихивать. А не видит же нихуя, слепой, вот и запихает куда-нибудь в галошу. Наденешь эту галошу – а там как-то внутри нехорошо.
А зимой он пусть попробует выкопаться – я вчера лопату, воткнутую в землю ещё по осени в огороде, полчаса выколупывал из этой земли ломом.
И продукты тоже: купишь в автолавке кирпич молока, кирпич кефира и что-то ещё каменное, кажется яйца, и пролежит оно хоть до самого апреля, если, конечно, не класть их в тёплое место вроде холодильника.
Вчера вот, разбирая шкаф в сенях, нашёл пакет картошки. Хотел было эту картошку почистить, но ни один ножик её не взял, даже швейцарский. Ну, порубил топором на куски и так сварил. Получилось замечательное сладкое блюдо: чистый батат, которого я ни разу не ел. Хорошо, в общем.
Просто открывая дверь в печь
Вряд ли я особо оригинален: могу сидеть у печки часами.
Сидишь эдак, куришь, кочергой помаваешь. В голове пусто. И вообще хорошо: во-первых, тепло, а во-вторых, картинка там внутри хорошая, чисто Брейгель. То есть Босх.
И, как в облаках, что-то мерещится. Мне вот примерещилась живописная группа, в которой Сталин пожирает язык Ленина.
Наблюдения за природой
Посмотревшись сегодня в зеркало (я нечасто это делаю даже и в городе – чего там нового покажут?), обнаружил в своей бороде пшённую кашу.
Делаюсь, однако, всё аутентичнее и аутентичнее.
Ещё раз про любовь
Сосед вчера рассказывал про первого своего коня, которого взял ещё жеребёнком, и про то, как плакал, когда сдавал его на мясокомбинат.
Вообще-то, это нетипично – брать жеребёнка. Деревенские кони – они, конечно, не мустанги, но и деревенские мужики тоже не очень-то ковбои. Так что приучить коня возить телегу и пахать огороды – это под силу только специально обученным людям.
Заодно сосед рассказал, какой скверный у этого коня был характер до тех пор, пока ему не отрезали яйца, и каким замечательным, просто золотым этот характер стал после отрезания оных.