Понедельник - день тяжелый | Вопросов больше нет (сборник)

Пора сообщить, кто такой Юрий Андреевич Христофоров, какое он имеет право ночью беспокоить Стряпкова и почему Кузьма Егорович не рискует отказываться даже от теплой водки. Христофоров появился в Краюхе после войны. В довоенные годы он находился за тридевять земель, на сибирских и дальневосточных просторах, и старые милицейские работники в этих отдаленных краях до сих пор рассказывают молодым оперативникам о том, как от них уходил в самый последний момент «деловой человек», оставляя в разных «снабах», «сбытах» акты на списание: «на порчу продуктов в пути», «по норме отходов», «

на потери от грызунов». Подвизаясь в одном глубинном леспромхозе, Юрии Андреевич списал однажды по акту живую четырехлетнюю лошадь. Много месяцев этот акт цитировали на районных и областных совещаниях и конференциях: «Лошадь по кличке Дунька поздно ночью возвращалась домой и, потеряв условные рефлексы, свалилась в канаву и скончалась навсегда и по таковой причине была прирезана и захоронена». Навсегда скончавшаяся Дунька, переименованная в Злюку, была, через год обнаружена в другой области, а следы Юрия Андреевича, прихватившего с собой около ста тысяч рублей, словно растаяли.

Меняя жительство, Юрий Андреевич никогда не оставлял на старом месте жены, денег на личном счету в сберегательной кассе и фотоснимков. Жену он нежно любил и не мог обходиться без нее более трех дней; сберкассы у него доверием не пользовались; а фотографироваться он не терпел ни в профиль, ни тем более анфас.

Единственный снимок докраюхинского периода жизни Юрия Андреевича, хранившийся в семейном архиве Христофоровых, был сделан в начале XX века, перед первой мировой войной.

На пожелтевшей картонке через дымку, нанесенную временем, можно было рассмотреть семью из трех человек. Папа был запечатлен стоя. Его щеки подпирал высокий тугой воротничок. Волосы гладко причесаны на прямой пробор, с «бабочкой», уложенной на низеньком лбу. Кончики усов подняты, совсем как в ранней молодости у кайзера Вильгельма. Цепочка, соединявшая жилетные карманы, перстень с квадратным камнем «под печать» на безымянном пальце левой руки, широкое обручальное кольцо — все говорило о зажиточности. Пухлые, широко расставленные пальцы правой руки опирались на стопку лежавших на высоком столике книг, которые давали понять, что печатное слово не чуждо господину Христофорову.

Мама сидела. Ее лицо с тонкими поджатыми губами выражало неописуемый испуг. Круглые часики, подвешенные почти у самого подбородка, бархотка с крестиком на полной шее, сложенный зонтик в левой руке и ридикюль в правой — свидетельствовали о стремлении мадам Христофоровой следовать новейшей моде.

Рядом с мамой стоял наголо стриженный гимназист с оттопыренными ушами, с угрюмым, насупленным взглядом. На согнутой в локте левой руке лежала форменная фуражка со значком из двух веточек и букв ШМГ. Какая это была гимназия — Шуйская, Шахтинская, Шелоньская, Шкловская или еще какая другая, мог бы сказать только сам Юрочка Христофоров, но его тонкие, как у мамы, губы были плотно сжаты.

На обороте картонки на двух языках — русском и французском — золотом сообщалось, что «фотография Мищенко самая лучшая не только в городе, но и во всей губернии

». Название города и губернии было предусмотрительно соскоблено перочинным ножичком.

Дополнительно сообщалось, что М. Н. Мищенко прошел курс у придворного фотографа, принимает заказы на увеличение портретов, производит съемки как у себя в павильоне, так и с вызовом на дом, на пикники, в учебные заведения, на кладбища и к месту деятельности гг., желающих сфотографироваться.

В последнем легко было убедиться, взглянув на семейную фотографию: папа Юрия Андреевича был сфотографирован как раз у места своей деятельности — в левом углу фотографии, сверху виднелись буквы: «Магазин А. Н. Христофорова». Не пошел же А. Н. Христофоров сниматься со своей вывеской?

Жене эту фотографию Юрий Андреевич показал лишь на пятый год совместной жизни, убедившись, что Марья Павловна, когда надо, умеет молчать не хуже его самого.

Единственная дочь Зоенька снимка не видела. Ее сведения о предках с отцовской стороны ограничивались тем, что дедушка и бабушка сгорели в огне гражданской войны, а мама родителей вообще не помнила, поскольку воспитывалась сначала в сиротском приюте, а затем, при советской власти, в детском доме. Знай Зоенька прошлое мамы поподробнее, она бы искренне удивилась, как это можно спутать тюремную камеру с домом младенца.