Понимание медиа: Внешние расширения человека

В специальном русском выпуске журнала «Лайф» (13 сентября 1963 г.) упоминается, что в русских ресторанах и вечерних клубах «при терпимом отношении к чарльстону твист, тем не менее, табуирован». Все это значит, что страна, переживающая процесс индустриализации, склонна считать горячий джаз согласующимся с ее программами развития. В свою очередь, холодная и увлекающая форма твиста поразила бы такую культуру одновременно как своей ретроградностью, так и несовместимостью с ее новым механическим акцентом. Чарльстон с его движениями механической куклы, приводимой в движение нитями, предстает в России как авангардная форма. Мы, со своей стороны, находим авангардное в холодном и примитивном, то есть в том, что обещает нам глубокое вовлечение и интегральное самовыражение.

«

Навязчивая» торговля и «горячая» линия становятся в эпоху телевидения не более чем комедией, и смерть всех коммивояжеров[50] от одного-единственного удара телевизионного топора превратила горячую американскую культуру в холодную — культуру, которая сама себя не узнает. На самом деле, Америка, по-видимому, переживает процесс обращения, описанный Маргарет Мид в журнале «Тайм»

(4 сентября 1954 г.): «Отовсюду доносятся жалобы, что обществу приходится двигаться слишком быстро, чтобы угнаться за машиной. У быстрого движения есть великое преимущество, если вы движетесь целиком, всем своим существом, если социальные, образовательные и рекреационные изменения идут в ногу друг с другом. Вы должны изменить весь паттерн сразу и всю группу скопом; и люди сами должны принять решение идти вперед».

Маргарет Мид мыслит здесь изменение как единообразное ускорение движения, или единообразное повышение температур в отсталых обществах. Мы явно вступаем в мыслимую область мира, автоматически контролируемую до такой степени, что мы могли бы сказать: «На следующей неделе Индонезию следует оставить на шесть часов без радио, иначе произойдет огромное падение внимания к литературе». Или так: «На следующей неделе мы можем дать дополнительную двадцатичасовую телевизионную программу для Южной Африки, дабы охладить племенную температуру, поднятую на прошлой неделе радио». Целые культуры можно было бы теперь программировать с целью поддержания в них стабильного эмоционального климата точно так же, как мы научились кое-что делать для сохранения равновесия в коммерческих экономиках мира.

В сфере сугубо личного и приватного нам часто напоминают о том, насколько необходимы в разное время суток и в разные времена года изменения в оттенках настроения и установках для того, чтобы справляться с возникающими ситуациями. Ради сохранения компанейской и дружеской атмосферы член британского клуба долгое время исключал из обсуждения в стенах великосветского присутственного клуба горячие темы религии и политики. Столь же тщетно, как писал У. X. Оден[51]

(в предисловии к книге Джона Бетжемена[52]«Отшлифованный, но не выпрямленный»),

«в это время года благонамеренный человек будет держать свои чувства при себе, а не выставлять их откровенно на всеобщее обозрение… Сегодня такой благородный мужественный стиль подходит разве что для Яго». В эпоху Возрождения, когда технология печати накалила до высокой степени социальную среду, джентльмен и придворный (на манер Гамлета—Меркуцио[53]), напротив, приняли небрежную и холодную беззаботность, преисполненную игривости и превосходства. Аллюзия к Яго[54] у Одена напоминает нам, что Яго был альтер эго и помощником чрезвычайно прямодушного и отнюдь не беззаботного генерала Отелло. Подражая искреннему и прямолинейному генералу, Яго разогревал свой собственный образ и не сдерживал своих чувств до тех пор, пока генерал Отелло не прочел его наконец громко и ясно как «честного Яго», человека с таким же, как и у него, беспощадно искренним сердцем.