Понкайо

Руслан был выше товарища на целую голову. Оба исхудали; Максим потерял бицепсы на руках и широкие плечи, Руслан стал чаще сутулиться и страдать болями в спине. Друзья выглядели недружелюбными и суровыми – ни дать ни взять корсары. Соленый ветер сточил все лишнее с их лиц, выделил скулы, обкусал и закалил кожу. Черты стали резче, грубее, и это было особенно заметно у Руслана. Густые бороды и привычка поджимать губы надбавляли друзьям годы, но ясный блеск глаз выдавал молодую душу, полную огня и неистребимого упрямства. Руслан и Максим были ровесниками – более того, очередной годок прожитых лет отстегивали в один месяц. Как и Лола, свой день рождения они отпраздновали в открытом океане, но никто, глядя на них, не мог бы предположить, что им уже тридцать.

Было бы несправедливо утверждать, что они одержимы морским духом. Лола любила океан сильнее, но для нее это было первое морское путешествие, раньше она никогда не каталась по волнам, в отличие от двух друзей, которые в семнадцать лет построили собственный швертбот. Для Руслана и Максима это было всего лишь увлекательное времяпрепровождение, шанс бросить вызов океану, наполниться новыми впечатлениями. Не будь у них яхты, они отправились бы в путешествие на автомобилях или придумали что-нибудь еще.

Для двухмесячного перехода у них было достаточно опыта и знаний, но весенний шторм стал пределом их возможностей и едва не исчерпал всю удачу. Полученные повреждения могли повлечь за собой куда больше бед. Падая, сломанная мачта чуть не убила Максима, но паренек успел отскочить, словно в оглушительном реве океана каким-то невероятным образом услышал полный ужаса вопль товарища. Руслан до сих пор видел перед глазами эту картину. Каждый раз, лежа без сна в каюте, он вспоминал те несколько мгновений, которые могли стать для Максима последними. Все случилось так быстро… Секунда промедления или неверно выбранное направление – и все было бы кончено. Лола ничего не знала. Во время шторма ей строго-настрого запретили покидать каюту и снимать спасательный жилет. Максим попросил товарища не говорить о случившемся, но Руслан и не собирался. Зачем ее пугать?

Шторм безжалостно трепал яхту на протяжении всей ночи. Будь «Милана» человеком, она стала бы коматозником, подсоединенным к системе жизнеобеспечения. Ее тело по-прежнему функционирует, но жизнь в нем теплится едва-едва, удерживается силой и без приборов тотчас угаснет.

«Милана» отдалась во власть течения и ветра. Максим в шутку предлагал выточить деревянные весла и проделать отверстия в бортах, как у триеры. Руслан мрачно отвечал, что даже триера не обходилась без парусов. Троица уходила на два месяца, но капризная водная стихия, приняв брошенный ребятами вызов, не позволила вернуться в срок. Шел уже шестой месяц бесцельного скитания, и за все время на пути не встретилось ни одного судна. Только мелькали над водой серые акульи плавники да покачивались на волнах студеные тельца медуз. Единственным источником света по ночам были молчаливые звезды и шипящие красные ракеты. Первые недели команда сходила с ума, металась и хваталась за голову, пребывая в шаге от нервного срыва. Но потом троице удалось взять себя в руки, ухватить здравый смысл за ускользающий хвост и вернуть способность рассуждать трезво и действовать осмотрительно. Тратить впустую парашютные ракеты и плавучие дымовые шашки, когда на горизонте ни тени другого судна? Команда хорошенько себя отругала: как они могли не подумать об этом раньше? Но, как известно, лучше поздно, чем никогда. Больше к ним не притрагивались, берегли для подходящего момента. А пока сигналили по ночам аккумуляторными фонариками, в ясную погоду ловили ручным зеркальцем солнечные зайчики и били в сторону горизонта, в пасмурные дни бросали за борт морской маркер – порошок для окрашивания воды.

До судьбоносного шторма команда чередовала круглосуточный ход, когда несли посменную вахту, и дневной, с ночными стоянками, когда все спали. Для отдыха отводилось не меньше четырех часов, но Максим, привыкший на материке работать по ночам, частенько уговаривал Руслана отдать ему всю ночь. Он оставался на вахте до пяти-шести часов утра и затем до полудня отсыпался. Так лучше и проще, говорил он, и не надо рубить ночь на куски. Но после шторма и полученных повреждений все изменилось. Бедное суденышко, искалеченное и ослабленное, двигалось вперед под управлением течения и ветра. За штурвалом теперь денно и нощно стоял рулевой. Даже во время краткосрочных стоянок у встречных атоллов и архипелагов, где удавалось немного перевести дух и набрать кокосов, команда не оставляла штурвал, кокпит и горизонт без присмотра и ежечасно прослушивала эфир.