Пообещай

– Охохоюшки-хохо, – раздавалось следом. – А дату свадьбы назначили уже?

– Нет еще. Договоримся… позже.

Тадеуш слушал разговоры молча, но свет с его лица больше не ушел. Разгладилась и часть морщин.

– А то, может, она сразу после своих сюда, а? – с надеждой спрашивала Карина Романовна.

– Мам, я не знаю…

– А ты ей позвони?

– Хорошо, позвоню.

– Спроси. А то, может…

Спать он по обыкновению ушел на второй этаж бани – там привычнее. Долго ворочался на жесткой и слишком пустой кровати. Когда стемнело, вышел на балкон, закурил.

Как все изменилось…

Неделю назад он не хотел жить – думал, все пустое. Сегодня почти счастлив. Безмерно благодарен судьбе и всем Богам сразу за Эмию, за то, что все так, как случилось.

Он дома.

Дома.

Когда-то он не верил, что это слово применимо к его жизни.

– Ты все сделала реальным. Тебя ждут здесь, слышишь?

Разговаривая, Дар всегда смотрел на небо и верил (хоть краешком сознания), что его слышат.

– Они тебя очень любят, ждут. Мечтают, чтобы мы поженились. И я мечтаю, – добавлял тихо.

Небо молчало. Светило далекими звездами; глухо брехали вдалеке собаки.

– Приходи…

Ему делалось стыло и промозгло, если думал, что больше не увидятся.

Другую ему не надо.

Только Эмию.

Даже если будет ждать всю жизнь.

* * *

Астрей.

(Ólafur Arnalds – Fyrsta)

Ее звали, ее там ждали.

Она видела это по их глазам. Глазам Дарина, в которых застыла глубинная боль вперемешку с надеждой. Глазам его матери, осветившихся сердечной благодарностью. По тихому «спасибо», которое время от времени шептали губы Тадеуша.

Ее ждали.

Но Кронис так и не пришел.

То ли Калея… То ли монеты…

То ли все шутка.

В полночь Эмия вылетела из собственного окна с одним-единственным желанием – никогда больше обратно не возвращаться. Никогда, ни за что, ни в какие времена. Она устала… Она желает отыскать потайное место, соорудить там себе подушку из облаков, затворить вход и уснуть. Чтобы проспать сто-двести-триста лет. Чтобы больше вообще не просыпаться.

У него все хорошо.

А у нее дотлел фитиль надежды.

Под ней море огоньков – запахи, звуки, голоса, смех. Но она уже почти не принадлежит этому миру, и дело не только в отсутствии тела.

У души угасал запал.

Ей пора. Не получится вечно сидеть у монитора, не хватит сил вечно ждать – жить чужими эмоциями и разговорами. Ей хочется говорить самой. Ходить своими ногами, есть своим ртом, чувствовать своим сердцем.

А если нет… То лучше никак.

Под ней дороги, дворы, крыши – над ней темное сверху, но еще чуть розоватое у горизонта небо. В реке Гардене отражались огни набережной; текли по мосту точки сияющих колесниц. Астрей – вечный праздник. По иронии судьбы – не ее.

В какой-то момент внизу показался парк: черные пятаки деревьев, светлые дорожки, ленты фонарей. Арка с Колоколом Адиона, пустые лавочки, газоны, фонтан…

Фонтан.

Тот самый?

Для чего-то Эмия спустилась к нему, зависла над чашей, вгляделась в темную воду. Долго смотрела на тусклые в лунном свете лежащие на дне монеты, с которых взирало мужское лицо. Благородное, спокойное, властное.

«Почему ты не пришел, Кронис? – грустила Эмия. – Я не достойна твоего внимания?»

Может, монет нужно было больше? А, может, кидать следовало самой? Но тогда затея сразу обречена на провал – ведь рук нет.

– Ждешь меня? – вдруг раздался сбоку мягкий мужской голос. – И я жду. Давно уже жду – два с половиной дня. Ведь тот, кому я нужен, должен выразить намерение встретиться со мной. Но сам. И монеты здесь ни причем…

Эмия встрепенулась так, будто у нее изнутри шарахнула молния. Очумела на мгновенье, подумала, что оглохла, – галлюцинации.

Но нет – он стоял у чаши, сложив на груди руки. В шортах, как и говорила Калея, в сланцах, с волосатыми ногами. И майкой с надписью «Zeuss». Серьезный, но в то же время веселый, шутливый и собранный, расслабленный, но внимательный.

– Пойдем, что ли, потолкуем? Или лучше – полетим?

И рассмеялся.

А Эмия глупо подумала, что он, несмотря на отсутствие тела, ее каким-то образом видит.

Оказывается, он жил (или временно обитал?) на самом верху высокой остроконечной башни – той самой, над которой ежедневно висела радуга.

– Воды?

Эмия боялась, что выглядит дурой, но ничего не могла с собой поделать – она то ощупывала свое лицо и шею, то сосредоточенно сгибала и разгибала пальцы, то вращала босыми стопами.

Для удобства их беседы Кронис вернул ей тело.

Временно.

И она дурела. Словно умалишенная, кайфовала от того, что чувствует вдыхаемый легкими воздух, что может языком ощупывать нёбо, что способна снова моргать…

– Простите меня.

– Я понимаю.

Бородатый мужчина смотрел на нее ласково и снисходительно. Для него ее старое-новое тело – щелчок пальцами, для нее – настоящее чудо.

Как здорово, оказывается, когда твои плечи щекочут волосы, как замечательно иметь возможность сидеть, лежать, наклонять голову, зевать, прыгать от радости… Она бы прыгала. Если бы не так сильно стеснялась.

Над Астреем ночь; наверху в пустом мраморном зале полумрак.

Кронис смотрел выжидательно.

Когда Эмия «наигралась» в «шевеления» и «ощупывания», спросил:

– Объяснишь, зачем звала?