Попаданец - лучшее

Зачем она это сказала? Какого рожна? Бог весть.

– Вот как? Любопытно.

– Послушайте, профессор, – не выдержала Лиза, – ну какое вам дело, с кем я сплю? Да хоть с Тузиком! Вам-то что?!

– С Тузиком противозаконно, – улыбнулся Кипнис. – Не горячитесь, пожалуйста, госпожа капитан! Я всего лишь выполняю свою работу.

– Исполняйте! – вздохнула Лиза. – Я закурю?

– Курите, пожалуйста! – он пододвинул ей пепельницу и что-то чиркнул в свой блокнот.

– Итак, – продолжил Кипнис, когда Лиза, наконец, закурила. – Мы остановились на женщинах.

– Разве? – удивилась Лиза.

– А разве нет? Сколько их было?

– Вы уверены, что эта информация останется между нами? – насторожилась Лиза.

– Разумеется! – обнадежил ее Кипнис. – Во-первых, я врач. А во-вторых, я это не записываю. Итак?

– Одна до замужества и еще две – после.

– Продолжительные отношения?

– До того, как я вышла замуж, продолжительные. Остальное – эпизоды.

– А мужчины?

– Не скажу, что много, – усмехнулась Лиза, – но, правду сказать, несколько.

– Больше десяти или меньше?

– Вот же вы какой настырный!

– Такая работа, – развел руками Кипнис.

– Наверное, больше. Но я отказываюсь считать их по пальцам!

– Как скажете! – не стал спорить психиатр. – Поговорим о ваших снах…

– А что с ними не так?

– Не знаю, но хочу узнать…

Глава 3

Командир Браге

Апрель-май 1932 года

Если честно, Лиза успела забыть, «как хорошо» ей жилось в госпитале. Она, вообще, как выяснилось, стала легко забывать «неактуальные» периоды своей жизни: тридцать лет в СССР, несколько месяцев в госпитале, в котором однажды очнулась от комы, пару недель отношений с Тюрдеевым. К счастью, не амнезия. Простое забвение. Но нынешние обстоятельства заставили ее вспомнить много такого, о чем она предпочла бы забыть.

Лиза открыла окно, села на подоконник, опершись спиной на одну стену и упираясь согнутыми в коленях ногами – в другую. Достала пачку папирос – на этот раз привычные «Норд» – и закурила. Выдохнула в сияние апрельского утра сизое облачко табачного дыма и в очередной раз послала по известному адресу «всю эту маету». Она торчала в госпитале уже шестой день. Если не считать, разумеется, того времени, когда пребывала в отключке. У нее ничего не болело, и вообще Лиза чувствовала себя совершенно здоровой. Но врачи, напуганные большим флотским начальством, буквально землю рыли, пытаясь хоть что-нибудь эдакое, но найти. И хотя поиски эти, судя по всему, оставались до сих пор безуспешными, Лизу все равно никуда из госпиталя не отпускали. А между тем за его стенами продолжалась война.

В первом решающем сражении, длившемся чуть менее недели, правофланговые дивизии Западного фронта прорвали – пройдя буквально по костям 7-й бригады крейсеров – одну за другой три линии обороны 2-й польской армии и ударили во фланг и тыл основной группировке польских войск, вызвав этим масштабное обрушение фронта. Однако затем наступление застопорилось под Либавой и Мемелем и на линии Шауляй, Паневежис, Утена. Впрочем, на левом фланге 1-я ударная армия генерала Колычева продолжала продвигаться – медленно, трудно, неся потери, – через Двинск и Браслав на Полоцк и Витебск с задачей окружения 3-й польской армии.

Дела на Восточном фронте обстояли и того лучше. Там, ни на мгновение не снижая темпа, себеряне наступали через Великие Луки на Витебск и Полоцк, пытаясь замкнуть кольцо окружения, в котором оказались 5-я польская армия и 2-й казачий корпус армии Киева. Одновременно, прорвав фронт киевлян под Вышним Волочком и Торжком, 3-я армия генерала Кантора развивала наступление на Тверь, Ржев и Волоколамск. Продолжались тяжелые бои в районе Углича, Ростова и Нижнего Новгорода, в Пермском крае и на Южном Урале.

Однако Лиза могла следить за этими событиями только по сообщениям радио и газетным статьям. Об участии в огромном сражении, развернувшемся на трехтысячекилометровой линии фронта, не могло идти и речи. С ней на эту тему никто не желал даже разговаривать. Оставалось сидеть – или лежать, или стоять, – в госпитале, смотреть злым глазом на докторов, с тоской вспоминать убитых и раненых офицеров и рядовых «Вологды» и мечтать об утерянной свободе.

«Я этого не заслужила! Я обеспечила прорыв седьмой дивизии, а они мне… Сиди, мол, Елизавета, ровно на попе и дыши носом! Вот же суки неблагодарные!»

Лиза пыхнула папироской и посмотрела на госпитальный парк, раскинувшийся прямо под окном ее палаты. Аллеи, обсаженные деревьями и кустами, скамейки и фонтан. Милосердные сестры, спешащие по своим неотложным делам, раненые, прогуливающиеся по аллеям, сидящие на скамейках, покуривающие на солнышке. И несколько флотских в черных мундирах, идущих по центральной аллее от ворот к главному входу. Офицеры чуть отстали из соображений субординации, а впереди шествовал адмирал. Невысокий, плотный, если не сказать толстый, прихрамывающий на левую ногу, но двигающийся уверенно и не пользующийся тростью, что в его возрасте и звании вполне допустимо.

«Умереть не встать!» – Лиза сорвалась с места, не успев даже сообразить, что делает и почему.