Лететь в потоках ветра сложнее, чем в помещении, меня то и дело сносит в сторону. Арендар наматывает вокруг меня спирали, и теперь в его лице, когда удаётся разглядеть его в сумерках, больше тревоги, чем восхищения.
— Не упаду! — кричу я и захлёбываюсь ледяным ветром, закашливаюсь.
Меня бросает в сторону, разворачивает. Перед землёй едва успеваю затормозить и опускаюсь в жёсткие колосья. Запутавшись в них, не удержав равновесие, падаю на колени. Арендар приземляется рядом. Уронив корзинку, хватает меня, ощупывает:
— Ты в порядке? Лера, ты как?
После испуга меня разбирает смех: сколько раз слышала, что излишняя самоуверенность может привести к провалу, а всё равно попалась на крючок. Да, я училась летать, но это пока не сделало меня асом.
Обхватив моё лицо ладонями, Арендар заглядывает в глаза:
— Лера?
— Всё нормально, — я ещё истерически посмеиваюсь. — Испугалась немного, но всё хорошо.
Поцелуй останавливает мой нездоровый смех. Несколько торопливых, жадных прикосновений губ, и Арендар шепчет:
— Я так испугался за тебя.
— Больше не буду болтать в полёте.
— Когда освоишь силу воздуха, будешь создавать вокруг себя защитный карман. А пока… переместимся на место.
— Нет-нет, я хочу долететь. — (Арендар хмурится). — Я осторожно, правда-правда. И никакой болтовни в полётах. И ещё низко буду лететь, честно-честно.
Надо учиться летать на улице, да и заканчивать первый совместный полёт падением не хочется.
— Пожалуйста, — жалобно повторяю я.
— Хорошо, но если упадёшь — на место телепортируемся или пешком пойдём, — помогая мне встать, ворчит Арендар.
Быстро его поцеловав, расправляю крылья. Он, подхватив корзинку с засунутым в неё пледом, отступает и тоже распахивает крылья.
Взлетаем одновременно. Я внимательно прислушиваюсь к ощущениям, ловлю потоки ветра крыльями. Возле земли они слабее, для тренировки — самое то. Арендар летит рядом, на кончиках его пальцев закручиваются искрящиеся спирали. Кажется, он готов в любой момент помочь мне заклинанием.
Впереди маячит небольшая возвышенность. Мы летим над ней и как на трамплине взмываем выше. Земля под нами обрывается в покатый склон и довольно большое озеро тёмной воды с длинным бликом солнца. Жестом Арендар предлагает остановиться на другом берегу, и мы приземляемся.
Здесь, в углублении, вовсю правит сумрак, даже золотой отсвет на воде ему не помеха. Пока Арендар расстилает плед и выставляет защищённые чарами коробочки и банки, я убираю крылья и оглядываюсь. В этом озере и взгорьях вокруг что-то странное, но не понимаю, что.
Арендар, заметив моё любопытство, улыбается. Присаживается на плед и жестом предлагает сесть рядом. Напоследок скольжу взглядом по вздыбленным берегам, больше похожим на срез слоёного торта — так чётко разделены пласты разной почвы. Тогда-то и приходит осознание, в чём странность: дожди не успели выровнять эти слои, на них нет травы и деревьев, нет отверстий для птичьих гнёзд. Хотя последнее может объясняться тем, что здесь нет таких птиц, которые, точно земные ласточки, облюбовывают подобные склоны под свои колонии. Но даже если подобных птиц здесь нет, склоны выглядят так, словно их недавно разрезали, выкопали большой котлован.
— Арендар… — поворачиваюсь к нему. — А это случайно не озеро Драконьей скорби?
— Оно самое.
— Мило получилось.
Засмеявшись, Арендар даже голову запрокидывает. А потом похлопывает ладонью по пледу:
— Иди ко мне.
Я ныряю в его тёплые объятия. Он взмахом руки создаёт вокруг нас огненные цветы, озарившие всё оранжевым светом.
На ужин — запечённые на углях рёбрышки, сладкая картошка, нечто по вкусу напоминающее перцы и баклажаны и кубики солёного сыра с орехами. Вместо хлеба — маленькие квадратные лепёшки, пропитанные пряным соусом. Арендар тоже ест с огромным аппетитом, и мы молчим, пока не расправляемся со всеми припасами.
— Наелась? — уточняет Арендар, разливая из бутылки тёмную жидкость, оказавшуюся кислым ежевичным соком.
Растянувшись на пледе, Арендар смотрит на меня из-под полуприкрытых век и медленно цедит сок. А я… любуюсь его лицом. Отсветы огня скользят по нему, сдвигая тени, и кажется, что оно ежесекундно меняется: хмурится, светлеет, озаряется радостью, грустью, восторгом, умиротворением. В красоте Арендара есть что-то притягательное и ослепительное, почти пугающее.
Зажмурившись, я отставляю чашку и вытягиваюсь рядом с ним. Арендар тоже убирает чашку, крыло накрывает меня, замыкая в тёплый кокон, наполненный таким родным запахом сандала и мёда. И на душе становится легко.
— Мне тоже очень хорошо с тобой, — шепчет Арендар, поглаживая меня по волосам. — Когда тебя нет, ощущение, что части меня не хватает, а когда ты рядом, я снова целый.
— И тебе не страшно? Не пугает такая зависимость?
— Лера, я дракон, я жажду этой зависимости. Ты видела, как об этом мечтал Элор.
— А я думала дело только в силе, которую даёт такая связь.
— Возможно, и в ней дело тоже. Но просто лежать с тобой, обнимать, гладить тебя по волосам приятнее, чем ощущать тот объём магии, который мне теперь подвластен.