Читаем Поправка-22 полностью

— В его самолете при бомбардировке Авиньона убили на прошлой неделе стрелка, и ему забрызгало кровью всю одежду, — отрапортовал генералу Дридлу через голову полковника Кошкарта подполковник Корн. — Его форма еще не пришла из прачечной, сэр.

— А куда он дел другие комплекты?

— Они тоже в прачечной, сэр.

— Ну а белье? — спросил генерал Дридл.

— Все его белье тоже в прачечной, сэр, — отрапортовал подполковник Корн.

— Ох и бредовая же трепотня, — проворчал генерал Дридл.

— Именно бредовая, сэр, — подтвердил Йоссариан.

— Не беспокойтесь, сэр, — угрожающе посмотрев на Йоссариана, сказал полковник Кошкарт. — Я даю вам слово, что этот человек будет сурово наказан.

— Да на кой мне черт, чтоб его наказывали? — раздраженно удивился генерал Дридл. — Он заслужил медаль. И если ему хочется получить ее в голом виде, вам-то какое, к дьяволу, дело?

— Решительно никакого, сэр! — с энтузиазмом подхватил полковник Кошкарт и промокнул лоб влажным платком. — Однако можем ли мы так считать в свете последней инструкции генерала Долбинга о мерах по обеспечению строгого соблюдения военной формы в районе боевых действий, сэр?

— Долбинга? — с потемневшим лицом спросил генерал Дридл.

— Так точно, сэр, — подобострастно подтвердил полковник Кошкарт. — Генерал Долбинг распорядился, чтобы экипажи самолетов вылетали на боевые задания в полной летной форме с целью произведения достойного впечатления на неприятеля, если самолет будет сбит.

— Долбинг? — недоуменно хмурясь, переспросил генерал Дридл. — А при чем тут Долбинг?

Подполковник Корн снова ткнул полковника Кошкарта локтем в спину.

— Решительно ни при чем, сэр! — браво отчеканил полковник Кошкарт, сморщившись от боли и бережно потирая то место на спине, куда его ткнули локтем. — Поэтому-то я и не предпринимал никаких действий, считая, что предварительно должен проконсультироваться с вами, сэр. Так вы рекомендуете не обращать на него внимания?

Не обращая на него внимания, генерал Дридл пренебрежительно отвернулся, чтобы вручить Йоссариану медаль.

— Вызовите из машины мою девочку, — брюзгливо приказал он полковнику Мудису и, стоя на месте, хмуро смотрел в землю, пока не явилась его медсестра.

— Срочно передай в штаб, чтоб они уничтожили мою последнюю директиву с приказом надевать галстук при вылете на бомбардировку, — шепнул, стараясь не шевелить губами, полковник Кошкарт подполковнику Корну.

— Я же говорил тебе, чтоб ты ее не издавал, — насмешливо ухмыляясь, прошептал ему в ответ подполковник Корн. — Никогда-то ты меня не слушаешь.

— Тсссс! — предостерег его полковник Кошкарт. — И послушай, Корн, какого дьявола ты истыкал мне всю спину?

Подполковник Корн молча ухмыльнулся.

Медсестра генерала Дридла следовала за генералом Дридлом, куда бы он ни пошел, она явилась даже в инструктажную перед полетом на Авиньон и, стоя с бессмысленной улыбкой возле генерала Дридла, светилась в унылом бараке, словно розовато-зеленый оазис. Йоссариан посмотрел на нее и влюбился до полного отчаяния. Его душа казалась ему немой и опустошенной. Плотоядно глядя на ее полные алые губы и пухлые, с ямочками щеки, он вполуха слушал басовитую, монотонно многозначительную трепотню майора Дэнби, который толковал о плотном заградительном огне в районе Авиньона, и вдруг, неожиданно для самого себя, тоскливо застонал, подумав, что рискует навеки потерять эту очаровательную, мучительно желанную для него женщину, с которой ему не удалось перекинуться даже парой слов. Он пожирал ее глазами, трепеща от вожделения, ужаса и горя, — она была так прекрасна! Он боготворил пол, на котором она стояла. Он облизал шершавым языком свои запекшиеся, жаждущие губы и застонал в отчаянии опять — на этот раз достаточно громко, чтобы привлечь к себе испуганно вопрошающие взгляды летчиков, сидевших вокруг него на грубых деревянных скамьях в коричневых комбинезонах и парашютной сбруе из простроченных суровыми нитками белых ремней.

— Что с тобой? — встревоженно повернувшись к нему, спросил Нетли. — В чем дело?

Йоссариан его не слушал. Он мучительно хотел ее и зачарованно страдал. Она была пикантно полненькая, и он почувствовал, что весь каменеет из-за яростного прилива крови, почти ощущая, как к нему прикасаются ее золотистые волосы, мягкие пальчики и цветущая, пышная, свежая плоть, полускрытая от него под розовой армейской рубахой с широко распахнутым воротом и зелеными — в обтяжку — габардиновыми брюками. Он ненасытно ласкал ее глазами — от светлых волос до наманикюренных ноготков на ногах. Его ужасала возможная разлука. «Ооох!» — простонал он опять, и в этот раз его надрывный, трепетный стон всколыхнул всю инструктажную. Офицеры, стоявшие на командном помосте, явно забеспокоились, и даже майор Дэнби, который в это время считал секунды, сверяя часы, почти что сбился со счета и чуть было не начал синхронизацию заново. Нетли проследил за взглядом Йоссариана и, догадавшись, какие у того трудности, испуганно побледнел.

— Прекрати, слышишь! — невнятно прошипел он.

— Ооооооооооххххх! — простонал в четвертый раз Йоссариан, и теперь уже все явственно услышали его стон.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Классическая проза / Проза