Поправка-22

– Послушай, Мило, как тебе это удается? – восхищенно рассмеявшись, с изумлением спросил Йоссариан. – В маршрутном листе у тебя одно, а на деле совсем другое – ты же летаешь, куда тебе вздумается. Ведь контрольно-диспетчерские посты должны бы поднять адскую тревогу.

– Там дежурят члены синдиката, – объяснил ему Мило Миндербиндер. – И они знают, что процветание синдиката оборачивается процветанием всей нашей страны. Выгода – вот что движет поступками людей. У каждого дежурного есть свой пай, поэтому они должны заботиться о благе синдиката.

– Ну а у меня есть пай?

– У каждого есть пай.

– И у Oppa есть пай?

– У каждого есть пай.

– А как насчет Обжоры Джо? У него тоже есть пай?

– У каждого есть пай.

– Занятно, черт бы его побрал, – с интересом сказал Йоссариан, впервые подумав, что все они повязаны одной веревочкой совместных паев.

– Я разработал верный план, как отхватить у федерального правительства шесть тысяч долларов, – посмотрев на Йоссариана, негромко проговорил Мило, и в глазах у него засветился злокозненный огонек. – Мы с тобой могли бы получить без всякого риска по три тысячи. Хочешь?

– Нет.

– Это-то мне в тебе и нравится! – уважительно воскликнул Мило Миндербиндер. – Ты честный. Из всех, кто меня окружает, я могу довериться только тебе. Ты один способен мне помочь. Вот почему я не хотел, чтоб ты тащился к этим шлюхам.

– Послушай, Мило, тебе же очень хотелось, чтоб я к ним пошел, – глядя на него с насмешливым недоумением, сказал Йоссариан. – Ты что – забыл?

– Меня нельзя за это винить, – с достоинством отозвался Мило Миндербиндер. – Мне было необходимо отделаться от Oppa, когда мы добрались до города. В Палермо все будет совсем по-другому. Я хочу, чтоб вы поехали к девочкам прямо из аэропорта.

– К каким таким девочкам?

– Я связался по радио с Палермо и все заранее организовал. Вас будут ждать две юные девственницы-полуиспанки. Садитесь к ним в машину, как только мы выйдем из самолета, и поезжайте развлекаться.

– Нет уж, – покачав головой, твердо отказался Йоссариан. – Как только мы выйдем из самолета, я поеду спать.

Мило Миндербиндер даже полиловел от негодования, а его вездесущий тонкий нос мелко задергался между черными бровями и неровно подстриженными буроватыми усами, словно бледное пламя свечи на порывистом ветру.

– Йоссариан, помни о своей миссии! – проникновенно проблеял он.

– Да отстань ты от меня со своей миссией, – равнодушно сказал Йоссариан. – И со своим синдикатом тоже, даром что у меня есть пай. А на девственниц, будь они хоть дважды полуиспанки, я и смотреть больше не желаю.

– Что ж, тебя можно понять, – сказал Мило. – Но этим девочкам всего по тридцать два года, и они не полуиспанки, а только на треть эстонки.

– Не нужны мне никакие девочки.

– Да они и не девочки, – примирительно подхватил Мило Миндербиндер. – У той, которая предназначена тебе, муж был престарелый учитель и спал с ней только по воскресеньям, а стало быть, ей все в новинку.

Но Орр с Йоссарианом едва держались на ногах и уехали из аэропорта вместе с Мило, а добравшись до города, обнаружили, что номера им здесь тоже, по всей видимости, не удастся снять и что Мило в этом городе – мэр.

Фантастическая, неправдоподобно пышная встреча началась прямо на аэродроме, где все служащие побросали свои занятия, чтобы показать Мило Миндербиндеру, как трудно им сдерживать благоговейное обожание. Весть о его прибытии распространялась гораздо быстрее, чем двигался открытый грузовичок, в котором он ехал, и уже на подступах к городу вдоль шоссе теснились ликующие толпы. Орр с Йоссарианом ничего не понимали и на всякий случай молча жались поближе к Мило.

В городе приветственные клики становились все громче по мере приближения к центру. Детей распустили из школ, и они стояли на тротуарах в праздничных костюмчиках, весело размахивая маленькими флажками. Если поначалу Йоссариан с Орром удивленно молчали, то сейчас они просто потеряли дар речи. Радостные горожане буквально запрудили улицы, а над головами у них реяли громадные транспаранты с изображением Мило. Он был изображен в блекло-коричневой крестьянской блузе, и на его щепетильном, по-отечески строгом лице застыла проницательно мудрая, требовательная терпимость, которую подчеркивали глядящие в разные стороны глаза и встопорщенные разновеликие усы. Инвалиды, стоящие одной ногой в гробу, посылали ему из окон прочувствованные поцелуи. Торговцы, застыв на пороге лавочек, безудержно ликовали. Оглушительно ревели медные трубы. Кое-где люди падали из-за толчеи под ноги сограждан, которые затаптывали их насмерть. Плачущие от счастья старухи протискивались, отпихивая друг друга локтями, к медленно ползущему грузовичку, чтобы пожать Мило руку или хотя бы дотронуться до его рукава. Мило принимал буйные восторги горожан с благосклонной любезностью. Он изящно помахал вялой ладонью и рассыпал ею в толпу конфетные поцелуйчики. Вдоль улиц, взявшись за руки, стояли юноши и девушки с остекленевшими от обожания взглядами, хрипло скандируя при его приближении: «Ми-ло! Ми-ло! Ми-ло!»