Поправки к отражениям

Говорить о Фаддее Булгарине трудно до невозможности. Во-первых, он много написал, писал разнообразно, многое сделал в русской литературе впервые, открыл и проложил пути; был в свое время самым знаменитым русским писателем. Во-вторых, он самый влиятельный и успешный издатель и журналист своего времени, он создавал общественное мнение, делал политику в литературном и издательском мире. В-третьих, он был обозревателем и консультантом царского правительства в области литературы, журналистики, а также общественно-политического устройства общества. И в-четвертых — но в-главных для нас со школьной скамьи! — он был тем, на кого писали эпиграммы почитаемые нами прогрессивные писатели и критики, обвиняя во всех смертных пороках, от плагиата и бездарности до предательства и доносительства.

Так давайте хоть посмотрим наконец, какое у Гюльчатай личико.

В первые годы в Петербурге Булгарин пишет много разной всячины: стихи, статьи, очерки, рассказы из воспоминаний и вымышленные. Сначала пишет по-польски, печатается в польскоязычной версии «Русского инвалида». Одновременно пишет по-русски, и постепенно полностью на него переходит. По-русски в России — естественно: это перспектива, круг читателей, гонорары, вообще основной поток. И если сначала Булгарин писал много о польской культуре, истории, поэтов на русский переводил — то постепенно польская тема уходит.

Он либерал, печатается в рылеевском альманахе «Полярная звезда», в «Сыне отечества», вступает в Вольное общество любителей словесности, наук и художеств. Сводит концы с концами.

А в 1824 году Фаддей Булгарин пишет первое в русской литературе фантастическое произведение, это научная фантастика, повесть он назвал «Правдоподобные небылицы, или странствования по свету в XXIX веке». Лодка, буря, удар — и он просыпается в пещере ровно через 1000 лет. И читатель попадает в такую преинтереснейшую русскую Утопию. В ней картины необыкновенного развития науки и техники соединяются с прогрессом нравов и одновременно — это критика нравов и обычаев сегодняшних. Ничего подобного в России никто и близко не писал!

Там давно открыли Баффинов пролив — это между Аляской и Северным полюсом, этот Северный проход в начале XIX активно искали — и по нему налажено активное судоходство. Там полно золота и серебра для всех нужд — а деньги делают из дуба и еще нескольких прочных пород дерева. Но дальше — интереснее: там аэростаты — обычное средство передвижения, в том числе воздушные боевые корабли с сотней солдат на каждом.

До Жюля Верна еще надо дожить. Так — если воздушный шар, основа аэростата лопается, то солдаты безболезненно опускаются вниз на парашютах. А питаются они такими консервами: выпаренным досуха мясным бульоном и мучным таким порошком, которые перед едой разводят водой. Причем: у каждого приборчик для изготовления воды из сгущенного воздуха, а также для изготовления кислорода, если наверху его мало будет.

И таких подробностей — кучи! Роль международного языка исполняет арабский (однако!) — между собой же говорят исключительно по-русски: дело происходит в России, в сибирском городе Надежине. Мысль говорить между собой по-французски, а детям выписывать в воспитатели иностранцев — кажется этим русским через тысячу лет дикой и пагубной, когда автор-путешественник им это рассказывает.

А как вам нравится «профессор здравого смысла» в университете, где на юридическом факультете, скажем, прежде законоведения и судопроизводства преподаются три новых разряда наук: «добрая совесть», «бескорыстие» и «человеколюбие»? В числе же почтенных граждан города есть негры и люди оливкового цвета? Политкорректность, моральные ценности и толерантность уже тогда!..

Все пересказать невозможно. Суть вы поняли. Тексты доступны в Интернете, многое переиздано в наши времена. Развития линия фантастики, научной или утопической, в русской классике не получила. Не считая Чернышевского! «Что делать», что делать!.. Сколько там снов у Веры Павловны? Так ей не свои сны снятся — ей булгаринские сны снятся, это все отсюда навеяло, отсюда плывет!

Знаете, повесть эта вызвала живейший интерес. Читалась на ура, обсуждалась. И Булгарин немедленно принялся сочинять вторую фантастическую вещь: «Невероятные небылицы, или путешествие к средоточию Земли».

Это было задолго, как вы понимаете, до «Путешествия к центру Земли» Жюля Верна — хотя, с другой стороны, и через сто лет после «Путешествий Гулливера» Джонатана Свифта. Да: здесь и сатира, и нравоучение, и фантастика — и в русской литературе, которая только оформлялась, только начиналась как нечто самостоятельное и зрелое, ничего подобного не существовало. Опять Булгарин был первым.