Попы в космосе

Эрос. О, Господи, как же раньше было просто… И надо же отцу Игнатию преставиться в такой момент! Ведь мы у него за спиной, как у Христа за пазухой жили.

Диакон. Темпора мутантур, как говорят латиняне.

Эрос. Значит, думаешь, взрывать?

Диакон. Непременно взрывать.

Эрос. А если люди пострадают?

Диакон. Да какие же там люди – одни космонавты.

Эрос. А технический персонал? Они-то в чем виноваты?

Диакон. Так мы ночью, когда никого нет.

Эрос. Ночью – это хорошо. Только ночью Богу молиться надо, а не ракеты взрывать.

Диакон. А мы же не просто так. Мы помолясь пойдем.

Эрос. Ох, Матерь Божья, не нравится мне это, совсем не нравится! Неужели нельзя без взрывов-то?

Диакон. Можно, конечно. Но тогда придется вам в космос лететь.

Эрос (машет руками

). Ладно, ладно, понял я все… Что от меня потребно?

Диакон. Напишите матушке записку: так, мол, и так, уезжаю по срочному делу. Скоро буду. Да и поедем уже, чего зря время терять.

Эрос. Твоя правда… Ох, грехи наши тяжкие!

Подходит к столу, пишет записку.

Диакон. Все, что ли, отец Эро́с?

Эрос. Все, все…

Диакон. Ну, присядем на дорожку. Чтобы удача нас не покинула в делах наших богоугодных.

Эрос (злится). Какую там еще дорожку?! Идем, пока я не передумал!

Чуть ли не силой тянет дьякона вон. Спустя несколько секунд в комнату входит Ефросинья.

Ефросинья. Ну вот, вскорости и обед поспеет… (Озирается). Где ж они? Батюшка… Отец диакон! Вышли куда? Что ж не предупредили?

Заходит секретарь отец Василиск.

Секретарь

(развязно). Здрасьте, мамаша.

Ефросинья. Какая я вам мамаша? Что еще за нахальство?

Секретарь. А как же изволите вас величать?

Ефросинья. Матушка Ефросинья.

Секретарь. Ну, пусть будет Ефросинья. Возражений не имею. (Осматривается по сторонам.) А что, отец Эро́с дома?

Ефросинья. А вы кто такие будете?

Секретарь. Мы будем отцы Василиски, владыки Антония секретари. Ныне, и присно, и во веки веков.

Ефросинья. А-а-а… премного о вас наслышаны.

Секретарь. Хорошего, надеюсь?

Ефросинья. Всякого и разного.

Секретарь. А ничего, матушка, я привык. Ибо сказано: «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня; радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас».

Ефросинья. А еще сказано «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные…»

Секретарь

. Так я ведь своей сути и не скрываю. И рядиться в овечью шкуру мне незачем, ибо сам по себе я агнец божий, как мне по чину моему и положено.

Ефросинья. Ваша правда, нам о том заботиться не пристало. Господь сам отделит агнцев от козлищ.

Секретарь. Да что же такое-то, матушка? Полминуты мы с вами знакомы, а уж и волком меня обозвали, и козлом, и кем только еще не честили. И ведь не зону пришел топтать, а к священнику домой.

Ефросинья. С чем же вы пришли, отец Василиск?

Секретарь. С добром, матушка, только с добром. Дай, думаю, загляну к отцу Эро́су на огонек, чайку выпью, на жизнь сельскую посмотрю.

Ефросинья. А коли чайку, мы рады. Главное, чтобы не сразу живьем есть.

Секретарь (садясь за стол). Ну, какие новости у вас, господа пейзане?

Ефросинья. Да новостей много, всех не упомнишь.

Секретарь. А вы с богоугодного начните.

Ефросинья. Из богоугодного-то… Да вот, тракторист наш Ванька месяц назад покрестился.

Секретарь. Отрадно.

Ефросинья. Отрадно-то оно отрадно, конечно. Только он с младых ногтей ругатель, каких свет не видывал.

Секретарь. И что же, по Божьей матери теперь ругается – вместо обычной?

Ефросинья

. Что вы, как можно? Просто замест бранных слов вставляет богоугодные…

Секретарь. Что ж, прекрасно.

Ефросинья. Да как сказать… Ведь он богоугодность по своему понимает. Идет по улице, да и бормочет «Мандрит твою налево!»

Секретарь (изумляясь). М-м… Мандрит?!

Ефросинья. Ну да. Это он вместо «Едрит твою налево».

Секретарь. Понятно… А вы что же?

Ефросинья. Ну, мы уж, конечно, разобъяснили, что нет такого слова – мандрит. Архимандрит – да, имеется, а мандрита никакого нет. Теперь уж он исправился, произносит, как следует. Архимандрит, говорит, твою налево!

Секретарь (не меняясь в лице). Ясно… Что еще?

Ефросинья. Еще-то? (Думает.) Прибегала Людмила, тутошнего алкоголика жена. Радость, говорит, великая у нее.

Секретарь. Что за радость?

Ефросинья. Дочь ее, Марья, забеременела. Я говорю: какая же радость – затяжелеть без мужа, да еще в 14 лет?

Секретарь. А она что?