Порочная любовь матери

Часть пятая. Деревенская жизнь

Они лежали на песке и солнце ласкало их тела своим теплом.

Алла села — пойдём купаться, Андрюшка, ты плавать умеешь?

— Умею — Андрей сел — а здесь тоже глубоко?

— Не так, как в Глубоком; у того берега глубина большая, метра четыре, а от этого берега и почти до середины можно дойти и всего вот так — она чиркнула по титькам в районе сосков — будет, а дальше метра два, как в бассейне, ну, идём поплаваем?

Андрей встал и тётка Алла тоже — Я с вами — сказала Наталья — и, когда встала, из влагалища потекла по ногам сперма.

— Не съела — заметила Алла.

Они плавали, наслаждаясь парной водой, из-за небольшой глубины вода в озере прогревалась и была тёплой.

Накупавшись ещё позагорали и стали одеваться.

— Вы нам картошки не продадите? — обратилась Наталья к тёткам.

Зачем продавать, так дадим — ответила Алла.

— У Василисы были куры, когда схоронили её, мы меж собой поделили, так что и яиц дадим и петушка на суп. Вы фляги нашли для воды?

— Нет, а они есть?

— В пристройке есть подпол, там посмотрите.

Они шли по тропинке мимо озера Глубокого — Воду здесь можете брать — чистая. Забор мы на дрова разобрали, уж извините, но в лесу много сушняка, на дрова наберёте.

— Здравствуйте — поздоровалась Наталья с бабушкой, у которой накануне выспрашивали про дом.

— Познакомились с нашими рыбаками? — улыбалась та — здравствуйте.

Когда немного отошли, Алла поведала — Баба Зоя в молодости то потаскалась, у нас на деревне все мужики на неё слазили. Сейчас вот грехи замаливает, одна нога в могиле, святоша.

— Ну, вот и мой дом.

Во дворе на цепи, проброшенной вдоль стены сарая, слонялся огромный волкодав, тёмно-подпалого окраса.

Увидев гостей вместе с хозяйкой, прошёл, пока не натянулась цепь и сел.

— Заходите во двор — открыла калитку Алла — я сейчас наберу десяток яиц в сумку, да спустишься в погреб за картошкой — глянула она на Андрюшку.

Андрей не мог отвести взгляда от пса.

— Нравится Белый Клык? — усмехнулась Алла — пёс, встал, услышав своё имя.

— У Тани тоже овчарка, нам без них нельзя, зимой иногда волки заходят. У нас карабины есть, но не надобились пока ни разу.

— В дом зайдёте? — спросила она, когда подошли к крыльцу.

Наталья мотнула головой — Мы здесь подождём.

Алла зашла в дом и вернулась через пару минут с сумкой — Вот, десяток яиц, ещё буханку хлеба вам положила, сейчас петушка поймаю.

Куры слонялись в загородке у сарая, копаясь в земле, квохча и кудахтая. Молоденький петушок запрыгнул было на одну, хлопая крыльями и долбя в темечко, но подскочил петух и прогнал наглеца и, похаживая кругами и волоча крылом по земле, сам заскочил на гаремную пеструшку и потоптал её.

Алла зашла в загородку и, когда куры окружили её, схватила одну, не обращая внимания на петуха, бегущего за нею и вышла.

— Щас я — сказала она — подошла к чурбану с топором, выдернула топор и занесла, удерживая и прижимая, кудахтавшую курицу левой рукой к торцу полена, подождала, пока та успокоилась и перестала дёргаться и опустила топор. Сверкнула сталь и лезвие, с глухим звуком, вошло в древесину. Алла отпустила курицу и выпрямилась.

Голова шмякнулась на землю, а тушка побежала, брызгая из шеи фонтанчиками крови, пробежав с метр, закружилась, упала и, дёрнув лапками, замерла.

Алла подобрала голову и бросила псу — Ххам! — мотнул тот мордой, клацнули челюсти, глотательное движение и пёс застыл, как сфинкс.

— Потрошить умеешь? — спросила Алла, подняв с земли тушку курицы.

— Умею, в деревне выросла — ответила Наталья.

— Кипятком ошпарь, перед тем как теребить. Что, ни разу не видел, как курям головы рубят? — улыбнулась она Андрею, потрясённому жестокой казнью несчастной и, только сейчас, разглядевшего бурые пятна на чурбане, рядом с пятнами свежей крови.

— Пойдём, картошки в погребе наберёшь.

Когда они вернулись, то первым делом проверили подпол: фляги были.

— Иди набери валежника. Далеко в тайгу не уходи, а я пока воды натаскаю, да поищу топор и пилу.

Андрей ушёл за водой, а Наталья, запалив лампу, спустилась в подпол. Осмотревшись, нашла и пилу, и топор, и даже немного проросшей прошлогодней картошки.

Когда Андрей вернулся с охапкой сушняка, Наталья разожгла печку в пристройке и поставила воду в кастрюле.

— Давай ка ещё раз сходим за дровами вместе.

Когда принесли дрова, вода в кастрюле уже закипала.

— Ты можешь поспать, если хочешь или пособирай ещё малину, пока я буду готовить.

— Я малину пойду собирать, только во что?

— В подполе я видела ещё одно ведро — достань его.

Андрей откинул крышку и спустился — Мам, ой, Наташ, не видно ничего.

— Сейчас — она подала ему лампу — видишь? Да, там ещё тазик есть, тоже достань, курицу теребить.

Андрей подал матери тазик и ведро, и вылез — Лампу погасить, мам? Ой, Наташ?

— Погаси — она положила курицу в таз и ошпарила её кипятком из кастрюли.

Взяла в руки таз — Ну, чё, пошли, я на улице буду теребить, а то здесь жарко. Да, крышку то закрой.

— Наташ — Андрей шёл за матерью — когда она в тебя огурец засунула… у тебя такая… — он замолчал, не находя подходящего слова.