– Бабушка жила на социальное пособие, так что каждый доллар был на счету.
А про себя я добавляю:
Нет, после того, как она упаковала свои пожитки в «Кадиллак», прицепила его к дому на колесах того богатенького типа и уехала из города, мы много лет ничего не знали о ней.
Подавив горечь воспоминаний, я продолжаю:
– Сцена в «Пойло и Яйца» стала первой, на которой я стояла, чтобы петь перед публикой. В один прекрасный вечер посетителей никак было не раскачать на то, чтобы дружно попеть в караоке, так что Бенни, владелец заведения, решил взять дело в свои руки. Он слышал, как я пою на кухне, когда жарю лук и куриные крылышки, и решил, что я сойду. Он вытащил меня из кухни в бар, даже не дав мне времени снять фартук. Играла песня Сары Эванс «Рожденная летать». Когда я закончила петь, наступило мертвое молчание… а потом толпа взревела.
Я закрываю глаза, потому что это воспоминание все еще так живо. Когда я сошла со сцены, у Бенни были слезы на глазах.
– Ты точно рождена, чтобы летать, Холли.
Он был первым и единственным мужчиной, верившим в меня.
Я прогоняю эту мысль. Менее чем через сорок восемь часов я вернусь в Теннесси. Вернусь к нормальной жизни. Хотя сумасшествие считать нормальной эту жизнь – постоянные переезды и выступления перед тысячами зрителей на стадионах по всей стране. И на этом я должна была бы сосредоточиться, а вовсе не на мужчине, к чьей груди я прижата в настоящий момент. И я только тут начинаю осознавать, что в комнате повисло неловкое молчание.
– А как ты проделала путь от караоке до гастролей?
– Бенни заставил меня попробовать принять участие в конкурсе «Мечты Кантри», но когда я прошла первый отбор, я решила, что не могу участвовать в нем, потому что бабушка плохо себя чувствовала. Я не могла оставить ее, а денег на сиделку у нас не было. Но каким-то образом, благодаря сплетням, мама услышала об этом шоу и о том, что я хочу отказаться от участия, и объявилась у нас на пороге за день до того, как я должна была приехать в Нэшвилл для съемок. Она пообещала, что позаботится о бабушке, если я соглашусь попытать счастья.
Я с трудом проглатываю комок, застрявший у меня в горле. Последняя часть этой истории была самой тяжелой, и она была причиной тому чувству вины, которое постоянно мучает меня.
– Когда прошли финальные слушания и я победила, мама решила, что бабушка сможет позаботиться о себе сама, так что бросила ее. Маме хотелось, чтобы ее показали по телевизору, когда будут представлять мою семью, сидящую в зрительном зале. И ей хотелось увидеть разных знаменитостей. – Я делаю паузу, потому что у меня сжимается сердце при воспоминании обо всем этом. – Но бабушка упала и ударилась головой, и после этого так и не пришла в себя. Она умерла раньше, чем я успела вернуться домой и позаботиться о ней.
– Мне очень жаль, – начинает Крейтон, но меня распирают эмоции, и я уже не могу остановиться.
– Хочешь знать о том, каково это – проклинать себя за то, что я попыталась воплотить свою мечту в жизнь, потому что мой эгоизм и моя идиотская вера в маму стали причиной смерти единственного человека, который любил меня?
– Холли…
– Или каково знать, что я пропустила кучу звонков и сообщений от мамы, потому что она, вероятно, смотрела новости и теперь хочет на мне нажиться?
Он обнимает меня и крепче прижимает к себе.
– Холли, успокойся. Сделай глубокий вдох.
Его слова дают мне осознать, что я дышу слишком часто и рискую закончить гипервентиляцией. Крейтон гладит меня по спине, и я заставляю себя дышать медленнее, пока, наконец, моя грудь не начинает вздыматься и опускаться в такт с его дыханием.
Я отодвигаюсь от него и сползаю со стола. Моя сердце обливается кровью, и я не в состоянии больше выносить его вопросы.
– Кажется, на сегодня я съела достаточно суши. А теперь мне лучше пойти принять душ.
Я не смотрю ему в глаза и не жду его ответа. Я поворачиваюсь и направляюсь в ванную.
Но его зловещие слова звучат у меня за спиной:
– Этот разговор еще не закончен.
Глава 27
Крейтон
Я лежу голый в постели, поджидая Холли, и вдруг слышу ее голос, доносящийся из ванной. Она поет. И хотя ее голос приглушен водой, стеклом и стенами между нами, я слышу, что он надломленный и скорбный.
Я не ожидал услышать такие эмоции в голосе совсем юного создания. Но на эти эмоции невозможно не обращать внимания. Она не надломлена, она лишь думает, что это так.
Звук ее голоса вынуждает меня встать, пересечь комнату и остановиться в дверях ванной.