Порог

– Разум по своей природе чужд мирозданию, – пояснила Прима, заметив его улыбку. – Это чудовищное усложнение физических структур, концентрация материи, энергии, информации. А природа стремится к упрощению, к энтропии. Разум – аномалия, и природа может ее выправлять.

– Где происходили эти… выправления? – спросил Валентин.

– Везде. Бессистемно. Мы пытались бороться с ними, иногда нам удавалось вернуть правильный ход истории. Вы правы, опыт у нас есть.

– Но сейчас эти «выправления» локализованы в одном секторе пространства. И движутся к вам.

Первая-вовне кивнула:

– Да. И это нас тревожит. Именно поэтому в основной реальности Ракс отправил к вам Третью-вовне. Но и это не доказывает, что существует враждебный нам разум. Быть может, мы, представляя собой значительную аномалию, тем более – борющуюся с происходящим, невольно вызвали огонь на себя.

– Это возможно, – сказала Мэйли. – Вы пытались найти хоть какие-то закономерности? Даже в бессистемности может крыться система.

– Общие принципы просты, – снова переглянувшись с Ксенией, сказала Первая-вовне. – Опасность нарастает по мере распространения разумного вида в космосе. Планеты, не практикующие полетов в космос по религиозным, этическим или иным причинам, – вне опасности. Мы знаем несколько миров, чья философия прямо запрещает экспансию в космос. Они развиты, но космические исследования в них запрещены. Ракс считает, что эти миры перенесли несколько катастроф и сохранили память о них, после чего связали войны и разрушение с началом космической эры.

– Беда приходит только в открытые двери… – кивнула Мэйли. – Но как же участники Соглашения?

– Пятый уровень – это как порог, – пояснила Первая-вовне. – Миры, которые избежали военных конфликтов и смогли развиться в глобальную звездную цивилизацию, вне опасности. Причина понятна?

Мэйли посмотрела на Бэзила, потом на Валентина. Покачала головой.

– Влияние на цивилизацию, существующую в границах одной планеты или системы, практически не затрагивает остальную Вселенную. Влиять на глобальную цивилизацию – очень опасно. Есть риск навредить себе. Поэтому мы считаем, что цивилизации Соглашения вне опасности.

– Но вы сами не имеете колоний! Вы не высаживаетесь на чужие планеты! Вы стараетесь не покидать свой мир! – заметил Валентин. – Почему?

– Это лишило бы нас возможности бороться с угрозой, – сказала Прима. – Как только наша цивилизация станет глобальной – использование перемещения Ракс для выправления реальности будет смертельно опасно и для нас самих.

– То есть вы сознательно рискуете, подставляетесь, чтобы иметь возможность бороться с угрозой для других? – спросил Валентин.

– Да, – сказала Первая-вовне. – Вы считаете это глупым?

– Я считаю это удивительным, трогательным и благородным, – сказал Валентин. – Должен извиниться за необоснованные подозрения, которые у меня были, и преклониться перед вашим мужеством… если все и впрямь обстоит именно так.

Первая-вовне испытующе посмотрела на него. Кивнула:

– Я не лгу вам. Мы способны лгать, хотя Халл-один, к примеру, считают нас патологически честными. Ложь – это лишь способ подачи информации, в нем нет ничего сложного. Но мы не любим врать, поскольку любая ложь рано или поздно может быть раскрыта. И все, что я вам сейчас рассказала, – правда.

– Но не вся, – уточнил Валентин.

Прима улыбнулась – и Горчаков вдруг почувствовал, как между ним и «кисой» протянулась ниточка понимания и доверия. Он вдруг понял, что они могли бы подружиться. Не просто взаимодействовать и сотрудничать, а подружиться по-настоящему, крепко-накрепко – как с Матиасом, например.

– Конечно, командир Горчаков, – сказала Прима. – Не вся, но правда.

Она сделала шаг к стене.

– У меня есть для вас подарок, командир.

Ее протянутая рука вошла в стену – Валентин только через несколько мгновений понял, что в стене есть какой-то проем или ниша, закрытые иллюзорным изображением. Прима достала большой, но плоский пакет – если Горчакову не врали глаза, то пакет был из плотной бумаги.

– Картина, – сказала Прима. – На память.

Валентин взял пакет – тот оказался неожиданно тяжелым. Кивнул, не зная, что и сказать.

– Формально я не должна передавать в правильную реальность ничего материального, – призналась Прима. – Но вы и сами уже состоите частично из атомов нашей реальности. Вы ели и пили, вы дышали воздухом чужого мира. Возьмите маленький подарок о том, что исчезнет навсегда.

– Может быть, эта реальность останется? Вселенные раздвоятся?

Прима кивнула:

– Я буду на это надеяться, капитан. Приятно была работать с вами.

Ксения пожала ей руку – и отступила к Валентину.

– Тогда еще один вопрос, – сказал Горчаков. – Простите. Двести шесть – пять…

Прима покачала головой:

– Вас не должен тревожить этот вопрос, командир.

– Он…

– Он остается здесь, командир. – Прима опустила глаза. – Мы поговорили, и он принял мою точку зрения. Отправляйтесь на свой корабль и уходите в червоточину. Нам не стоит тянуть.

– Прима, для Феол нет никакой необходимости гибнуть.

– Сестра, какое это имеет значение? – неожиданно поддержала его Ксения.

Первая-вовне вздохнула:

– Хорошо. Он придет.