Порт-Артур, Воспоминания участников

В 2 часа пополудни 4/17 декабря японцы к обычному обстрелу фронта присоединили сосредоточенный по нем огонь 11-дюймовых гаубиц. Взрывом одного снаряда, упавшего у входа в офицерский каземат, было ранено три офицера; три других снаряда упали на кухню и довершили ее разрушение; затем был контужен комендант форта капитан Мицкунас и ранено 15 солдат.

Капитан Кроун, бывший ранее комендантом форта и раненный 2 дня назад, немедленно прибыл из госпиталя и занял место коменданта. Вечером генерал Фок, назначенный приказом ген. Стесселя начальником сухопутной обороны крепости, желая знать положение минных работ противника и наших, особенно на форту № 2, вызвал меня к себе на квартиру для доклада. Я изложил ему положение вещей, равно как и те меры, которые, по моему мнению, надлежало принять немедленно. Считая, что головы японских галерей уже проникли под бруствер и можно было ожидать с часу на час их взрыв с последующим обвалом бруствера, я находил, что мы можем остановить их дальнейшее движение только заложив на бруствер два булевых колодца и взорвав их немедленно. Я считал необходимым {133} прибегнуть к этой мере на основании следующих соображений:

1) Этот взрыв не вызовет паники в гарнизоне и предупредит взрыв горнов противника.

2) Если противник услышит нашу работу, он должен будет немедленно взорвать свои горны, но так как мы будет их ждать, то не будем захвачены врасплох со всеми неприятными последствиями.

Я просил для этого соответствующего приказа Начальника обороны, но генерал Фок, выслушав меня, не принял решения и ответил только словами: "Несомненно, это прославило бы нашего минера".

Я отлично понимал, что нам необходимо взять инициативу в минной войне в свои руки, чтобы лишить японцев возможности подготовить штурм, но вследствие неприязненных отношений с Начальником обороны, не считал возможным действовать без приказа, и поэтому явился к генералу Горбатовскому, Начальнику Восточного фронта, и доложил ему мои соображения. Однако, генерал Горбатовский не пожелал принять решения без совета с Начальником инженеров крепости полковником Григоренко. Вследствие этого, вечером, того же 4-го декабря, в блиндаже генерала Горбатовского состоялся совет, был принят мой план действий и решено на другой день, 5 декабря, заложить и взорвать булевые колодцы. Однако, противник предупредил нас, и на другой день взорвал свои горны, а затем произвел штурм форта и овладел им.

Генерал-Лейтенант

А. В. фон-Шварц

{135}

ГЕНЕРАЛ КОНДРАТЕНКО

Назначенный, после гибели "Петропавловска" в Штаб крепости для технической связи с флотом, я начал, естественно, с моего представления Начальнику обороны, ген. Смирнову (комендант), Белому (нач. артиллерии), полк. Григоренко (нач. инженеров) и, наконец, ген. Кондратенко. Хотя последний командовал строевой дивизией и как будто не имел отношения к технической части обороны крепости, но неожиданно встреченный в Штабе крепости мой старый знакомый офицер Ген. Штаба Д. И. Гурко (Дмитрий Иосифович, чина не помню (подполковник - LDN) в 1902 году был капитаном), с которым мы в 1902 году производили в течение трех месяцев секретную разведку и съемку в Турции (верхами от Албании до Дарданелл, под видом археологов) и в комнате которого при штабе я поселился, отозвался о нем в первый вечер, как об единственном настоящем начальнике. Визиты к первым, несмотря на весьма радушный прием, оставили впечатление, что они не знали, что со мной делать. Явился я к генералу Кондратенко. Попал к нему во время военного совещания в столовой, полной штаб-офицерами. Признаться, я почувствовал себя не в своей тарелке под любопытными взорами всех этих, весьма почтенных офицеров чуждого мне оружия. Представился Кондратенко. Он пристально посмотрел на меня, но с совершенно другим выражением, чем прочие, и немедленно сказал:

- Вас-то нам и нужно. Если вы хотите (сильное ударение на последнем слове) помочь, работы не мало. Нам нужны прожекторы, орудия, пулеметы, может быть, мины и, наконец, люди, которых только флот имеет. Подождите немного, мы скоро кончим.

{136} По мере его краткой речи я чувствовал, как какая-то внутренняя связь устанавливается между этим ученым (Академия Ген. Штаба и Академия Инженерная) генералом и мною, неизвестным ему совсем молодым офицером. Я был к тому же весьма моложав и в штабе крепости старые офицеры прозвали меня "лейтенант Мичман".

Вскоре он вошел в кабинет и неожиданно спросил:

- Достаточно ли у вас связей, чтобы вести дело личными словесными переговорами? Теперь не время рапортов.

На мой ответ, что я из морской семьи, что со стороны личных отношений с командным составом не будет никаких затруднений, что флот готов сделать всё, что потребует оборона крепости, но что мы, моряки, ничего не понимаем в технической стороне сухопутного дела и флоту нужно знать определенно, что от него хотят, - Кондратенко ответил: