Порт–Артур. Воспоминания участников.

2) 9 августа, около 9 час. вечера ко мне, адъютанту десанта, подошли унтер–офицер и матрос Сибирского экипажа, с какого корабля, не помню. Оба они были сибиряки и звероловы. Они спросили меня: «Правда ли, что за взятие в плен неприятельского штаб–офицера полагается по статуту Георгиевский крест?» Я ответил, что это правда. Они просили меня дать им разрешение отправиться к японцам и к рассвету обещали привести живого японского штаб–офицера. Я доложил об этом генералу Горбатовскому, который рассмеялся и дал разрешение. Обоим матросам дали пропуски, и они ушли. Около 12 ч. ночи чины штаба подсмеивались надо мною, но к двум часам ночи мне доложили, что оба матроса явились и привели японского офицера, и просят меня немедленно придти к ним. Я быстро спустился, и действительно увидел между ними тяжело раненого штыком в живот майора. Его тотчас же перевязали и отправили в госпиталь, а все документы отобрали. Это был офицер генерального штаба с очень важными документами, вышедший на разведку. Оба храбрых сибиряка получили Георгиевские кресты. Из разговоров с ними выяснилось, что они очень боялись, что не доведут его живого и не получат крестов.

Контр–адмирал

К. В. Шевелев

МИНОНОСЕЦ «РЕШИТЕЛЬНЫЙ»

В душный летний вечер, когда замер приносивший днем прохладу ветерок с моря, окна небольшого двухэтажного домика, в котором помещалось Российское Императорское Консульство в Чифу, были ярко освещены. Неподалеку, на расстоянии всего 70 миль от этого китайского порта шла борьба не на жизнь, а на смерть, японцы яростно осаждали Порт–Артур. Они гибли тысячами, но и русская кровь текла там рекою.

Консульство в Чифу было тем местом, той отдушиной, через которую окруженная врагами со всех сторон русская крепость сносилась с далекой Родиной.

В этот вечер 10 августа (н. ст.) 1904 года в стенах консульства шла усиленная работа. Несколько человек кропотливо разбирались в таблицах шифров. Нужно было приготовить для отправки в Петербург по международному телеграфу только что доставленные на китайских джонках депеши из Порт–Артура.

Тревога была ясно написана на лице консула Петра Генриховича Тидемана, совсем молодого представителя нашего министерства иностранных дел. Судьбе было угодно, чтобы его консульство, считавшееся скромным, второразрядным, неожиданно оказалось в самом центре мировых событий благодаря войне.

Тревожился он потому, что последние известия из осажденной крепости были совсем не радостные. Положение там становилось всё более и более угрожающим для запертой в Порт–Артуре нашей эскадры. Японцам удалось установить на берегу осадную батарею из морских дальнобойных 6–дюймовых орудий. Сейчас они могли безнаказанно обстреливать порт и район стоянки судов.

Спешной шифровкой телеграмм занимался сам Тидеман, два его секретаря и мистер Дональд Никсон. В сущности, этот последний был совсем не Дональд и не Никсон. Равным образом не был он ни «мистером» ни иностранцем, а был исконным православным россиянином, состоящим в чине лейтенанта флота.

Состоять в положении «инкогнито» в Чифу приходилось этому молодому офицеру по воле начальства. Его прислали сюда для работы по установлению связи с Порт–Артуром. «Вам придется записаться там иностранным именем — предупреждали его власти предержащие.

— Мы не можем командировать в Китай военнослужащего. Это было бы нарушением тамошнего нейтралитета. Поэтому, живите там под видом штатского иностранца, а фамилию себе, осторожности ради, выберите такую, чтобы инициалы ее с вашими совпадали. Иначе — отдадите ваше белье прачке и вся ваша тайна обнаружится».

Так мистер Дональд Никсон и сделал. Прибыв кружным путем из Порт–Артура, он записался в отеле под указанным ему именем. Но персонал консульства в Чифу и все члены местной русской колонии, имевшие постоянные сношения с консулом, отлично знали, что прибывший — лейтенант флота Д. В. Никитин, которому много лет спустя суждено было писать в Америке эти строки.

Было далеко за полночь, когда закончилась в этот вечер работа в консульстве, и Никсон отправился в свой номер «Чифу Отеля». Никто из русских людей, бывших в Чифу, не подозревал, что в этот день, 10–го августа, наша эскадра билась с японцами в бою у Шаньдуна.

Рано утром на следующий день Никсон вышел в столовую отеля, чтобы напиться кофе и идти в консульство на работу. По–видимому, управляющий этой гостиницей безошибочно угадывал, к какой национальности принадлежат его постояльцы. Он как будто поджидал Никсона, чтобы сообщить ему новость.

«Русский миноносец пришел сюда ночью и сейчас стоит неподалеку от нас на рейде».

Никсон забыл и о кофе и обо всем на свете и бегом направился на берег. Действительно, наш четырехтрубный миноносец, типа «Сокол» стоял на якоре. Всё было тихо и спокойно как на нем, так и вокруг него. Казалось, будто вернулось довоенное время и миноносец, совершая практическое плавание по иностранным портам, зашел с визитом в Чифу. Совсем по мирному развешано было на нем на леерах командное белье для просушки.