– Да. Гоблин – он такой. Вот если бы на его месте был Одноглазый… Тот ободрал бы нас как липку.
Одноглазый придумал бы что-нибудь похитрее. Ему жизненно необходимо чувствовать собственное превосходство над окружающими.
Мысли об Одноглазом снова взбаламутили меня. Он так затаился, что перестал пререкаться с Гоблином. Не пытался склонить того к каким-нибудь глупостям, пользуясь излишней доверчивостью. Даже в тех редких случаях, когда Одноглазый показывается на людях – например, чтобы поучаствовать в бесконечном турнире по тонку, о чем мне рассказали уже после, – он никого не обманывает.
Я подозревал, что Одноглазый втихаря посмеивается в грязный рукав, ведь из-за его необычного поведения все ждут, когда же он обдаст их фонтаном дерьма.
Я, как и все, кто был с Отрядом с тех пор, когда мы пересекли Пыточное море, старался не придавать этому значения. Закидоны Одноглазого как плохая погода, что приходит и уходит. Требуются минимальные усилия, чтобы к ним подготовиться. А пережив их, многие с улыбкой думают: «Если бы этот кусок собачьего кала не был способен вытащить нас из любой заварушки…»
Кусок собачьего кала – весьма точная характеристика его ценности.
Все, кроме самого Одноглазого, понимают, что рано или поздно он откусит больше, чем сможет прожевать. И тогда Капитан не станет вмешиваться и позволит судьбе получить с колдуна сполна.
Между тем мной понемногу овладевал страх. Приближалось лето. Взятая не возвращалась. Наше длительное спокойное пребывание в Алоэ, небогатое на события и опасности, неминуемо подходило к концу. Громкая победа в Хонно не должна была ввести в заблуждение.
Неужели?
Я человек привычный. Меня не переубедишь в том, что славные деньки даются нам лишь для того, чтобы потом утопить нас в крови и горе. Гарнизонная служба скучна, но я предпочту унылый тонк и реки пива потенциально смертельным авантюрам.
В конце концов, я теперь семейный человек.
Весна покинула нас. На ее место незаметно прокралось лето. Озорной Дождь, а вместе с ней почти Взятый полковник Шоре Чодроз так и не вернулись. Каждый день треть солдат Отряда отправлялась на разведку местности. Еще треть помогала населению в полях и на строительстве. Остальные укрепляли лагерь и занимались ремонтом. Ни одна группа не уходила без кувшина с тенями, и ни с кем ночью ничего не приключалось.
Нашим врагам везло куда меньше. Какое бы коварство они ни испробовали, результаты были катастрофическими. Восточные мятежники устраивали набеги по ночам, но в конце концов выжившим пришлось от этого отказаться. Зависть и злобу, исходившие из штаба восточной армии, можно было практически чуять.
Доказательств у меня не было, но я не сомневался, что причиной сокрушительных неудач мятежников стали мои детишки.
Солдаты тоже так считали, но старались не обсуждать это в моем присутствии. Они боялись и все больше сторонились детей.
– Никак не нарадуюсь, – заявил однажды Эльмо, вернувшись из разведки, в ходе которой его группа уничтожила восемнадцать мятежников, захватила трех Тидэс Эльб и обнаружила тайное логово воскресителей. – Как будто сами боги приглядывают за нами от заката до рассвета. Когда солнце взошло, эти восемнадцать были уже мертвы. Нам оставалось лишь закопать их.
Эльмо был из тех, кого не смущает чрезмерное везение.
– Боги – это вряд ли, – возразил я. – Скорее, более темные силы.
Эльмо пожал плечами. Он был родом из мест, буквально наводненных божествами и духами. Эти сущности не делились на хороших и плохих – точно как люди. Он сказал:
– Пускай это будут хоть злые тетушки-феи, мне все равно. Вот бы уговорить их, чтобы не оставляли меня еще лет сто!
Многие разделяли это мнение. Я же находил его лицемерным, учитывая, что эти же люди чураются Шины и Баку – как чурались их матери, когда та была здесь.
Я не впервой сталкивался с подобным поведением. Так было, когда Отряд подчинялся Душелов и когда пользовался помощью Меняющего Облик. Друзья могут быть страшнее врагов, особенно если они могущественны и выполняют за тебя твою работу.
В давно ушедшие времена прежние Взятые были непредсказуемы и обладали весьма скверным характером. Порой они вымещали злобу на тех, кто попадал под руку, а если те каким-то образом выживали, то навсегда становились врагами.
Поэтому мои беспризорники жили в самом эпицентре урагана из любви и ненависти. С каждым новым теневым сосудом, спасшим патруль, эти эмоции соединялись все прочнее.
К напряжению примешивалась уверенность в том, что, несмотря на успехи в устранении врагов Госпожи, этим летом Отряду предстоит суровое испытание. Успех только подпитывал боязнь. Старик, Лейтенант и Леденец отмалчивались, но реагировали все раздражительнее. Сторонились теней как огня, несмотря на то что тени были теперь нашими ближайшими соратниками. Плохо спали. Я и сам плохо спал. Кое-кто, включая Капитана, приходил ко мне за снадобьями от бессонницы.
Пока остальные страдали, близнецам все было нипочем. Их щеки зарумянились, впрочем причиной могло быть и то, что дети все больше времени гуляли.