Портной из Панамы

Итак, у меня начался период так называемого позитивного слушания. При этом определенные слова вкладываются в уста людей, которые непременно бы произнесли эти самые слова, если б вовремя вспомнили или подумали. Каждый рано или поздно делает то же самое. Плюс еще я сфотографировал несколько бумажек из портфеля Луизы. И вот этого страшно не хотелось делать, но Энди сказал, что надо, и, господь да благословит его душу, остался очень доволен этими снимками. И это вовсе не считалось воровством. Нет, ведь я только смотрел. А за посмотреть денег не берут, так я всегда говорю. Причем неважно, лежит у этого человека в кармане зажигалка или нет.

А в том, что случилось потом, виноват исключительно Энди. Я не толкал его на это, мне просто и в голову не приходило сотворить такое. Энди потребовал, чтобы я снабдил его дополнительными источниками, потому как такой источник – это совсем другая птица, совсем не то, что твой ничего не подозревающий информатор. А это предполагало, как я выражаюсь, резкий скачок в цене, плюс еще приличное вознаграждение поставщику. Тут надо сказать кое-что об этих самых дополнительных источниках. Дополнительные источники, если уж попадаешь на таких, люди, как правило, очень милые, во всяком случае, уж куда симпатичней многих (не стану называть по имени), которые занимают реально высокое положение. Дополнительные источники – это как твоя тайная вторая семья – ничего не просят и не имеют проблем, пока им о них не напомнишь. Они готовы стать твоими друзьями, они уже почти являются таковыми, или же могли бы ими стать, но никогда не станут. Или же не хотят стать, но чисто теоретически могли бы.

Возьмем, к примеру, ту же Сабину. Второе воплощение Марты, однако не совсем. Возьмем любого среднестатистического студента с замашками бомбометателя, ждущего своего часа. Возьмем Альфу и Бету и еще кое-каких людей, которые по соображениям безопасности предпочитают оставаться безымянными. Возьмем Мики с его молчаливой оппозицией и такой конспирацией, что к ним без мыла не влезешь. Что, по моему личному убеждению, идея просто гениальная, за тем только исключением, что рано или поздно, а скорее все же рано я бы туда влез, причем к обоюдному удовольствию всех сторон. Возьмем людей, живущих по ту сторону моста, и истинное «сердце» Панамы, которое никто, кроме Мики и нескольких студентов, не видел и не слышал даже со стетоскопом. Возьмем Марко, который не скажет «да» до тех пор, пока я не заставлю его жену затеять с ним серьезный разговор о новом, чрезвычайно вместительном холодильнике, без которого она просто не может жить, а также о второй машине и устройстве ребенка в школу Эйнштейна. И при этом еще намекну, что я мог бы организовать им все это, если Марко уступит на других фронтах, и, возможно, в этой связи ей следует потолковать с ним еще разок?

Слова, слова… Спасительные ниточки из воздуха, за которые мы дергаем, сплетаем и отрезаем, чтоб снять мерку.

Итак, ты обзаводишься дополнительными источниками, слушаешь, вынюхиваешь, волнуешься вместо них; слушаешь рассказы Марты о них; расставляешь их таким образом, чтобы каждый оказался в нужном месте и в нужное время, а потом отпускаешь в свободное плавание со всеми их идеалами, проблемами и маленькими хитростями – короче, делаешь приблизительно то же самое, что и в своем ателье. И еще платишь им, потому как иначе нельзя. Суешь наличные в карман, а то, что осталось, откладываешь на черный день. Чтобы они не шибко светились со всеми этими своими деньгами, не выглядели дураками, не попали бы, не дай бог, под подозрение и не раскрылись бы перед суровым законом. Проблема только в том, что на самом деле у моих источников нет в карманах наличных, поскольку им просто неведомо, что ты их заработал, а у некоторых – так просто нет карманов как таковых. А потому приходится держать все денежки у себя. Но, если вдуматься, это вполне честно и справедливо, поскольку ведь они их не заработали, верно? А я… так заработал. А потому и взял себе всю наличность. А источники об этом и не подозревают – иными словами, как говорил дядя Бенни, смухлюем, но обойдемся без крови. Да, и что есть наша жизнь, как не сплошное изобретательство? И кто вам мешает начать изобретать самим?

У заключенных, как известно, своя мораль. Приблизительно такими же моральными соображениями руководствовался Пендель.