Портрет Дориана Грея

"I don't think I shall send it anywhere," he answered, tossing his head back in that odd way that used to make his friends laugh at him at Oxford. "No: I won't send it anywhere."	-- А я вообще не собираюсь выставлять этот портрет, -- отозвался художник, откинув голову, по своей характерной привычке, над которой, бывало, трунили его товарищи в Оксфордском университете.-- Нет, никуда я его не пошлю.
Lord Henry elevated his eyebrows, and looked at him in amazement through the thin blue wreaths of smoke that curled up in such fanciful whorls from his heavy opium-tainted cigarette.	Удивленно подняв брови, лорд Генри посмотрел на Бэзила сквозь голубой дым, причудливыми кольцами поднимавшийся от его пропитанной опиумом папиросы.
"Not send it anywhere?	-- Никуда не пошлешь?
My dear fellow, why?	Это почему же?
Have you any reason?	По какой такой причине, мой милый?
What odd chaps you painters are!	Чудаки, право, эти художники!
You do anything in the world to gain a reputation. As soon as you have one, you seem to want to throw it away.	Из кожи лезут, чтобы добиться известности, а когда слава приходит, они как будто тяготятся ею.
It is silly of you, for there is only one thing in the world worse than being talked about, and that is not being talked about.	Как это глупо! Если неприятно, когда о тебе много говорят, то еще хуже, когда о тебе совсем не говорят.
A portrait like this would set you far above all the young men in England, and make the old men quite jealous, if old men are ever capable of any emotion."	Этот портрет вознес бы тебя, Бэзил, много выше всех молодых художников Англии, а старым внушил бы сильную зависть, если старики вообще еще способны испытывать какие-либо чувства.
"I know you will laugh at me," he replied, "but I really can't exhibit it.	-- Знаю, ты будешь надо мною смеяться, -возразил художник, -- но я, право, не могу выставить напоказ этот портрет...
I have put too much of myself into it."	Я вложил в него слишком много самого себя.
Lord Henry stretched himself out on the divan and laughed.	Лорд Генри расхохотался, поудобнее устраиваясь на диване.
"Yes, I knew you would; but it is quite true, all the same."	-- Ну вот, я так и знал, что тебе это покажется смешным. Тем не менее это истинная правда.
"Too much of yourself in it!	-- Слишком много самого себя?
Upon my word, Basil, I didn't know you were so vain; and I really can't see any resemblance between you, with your rugged strong face and your coal-black hair, and this young Adonis, who looks as if he was made out of ivory and rose-leaves.	Ей-богу, Бэзил, я не подозревал в тебе такого самомнения. Не вижу ни малейшего сходства между тобой, мой черноволосый, суроволицый друг, и этим юным Адонисом, словно созданным из слоновой кости и розовых лепестков.
Why, my dear Basil, he is a Narcissus, and you-well, of course you have an intellectual expression, and all that.	Пойми, Бэзил, он -- Нарцисс, а ты... Ну конечно, лпцо у тебя одухотворенное и все такое.
But beauty, real beauty, ends where an intellectual expression begins.	Но красота, подлинная красота, исчезает там, где появляется одухотворенность.
Intellect is in itself a mode of exaggeration, and destroys the harmony of any face.	Высоко развитый интеллект уже сам по себе некоторая аномалия, он нарушает гармонию лица.