Португалия: дороги истории

Забвение или стремление общества забыть о тех переменах, которые сопровождали воцарение Жоана I, вызывают решительное внутреннее сопротивление Лопеша. «Хроника Жоана I» пронизана одобрением и восхищением не только делами конкретного государя, но и идеалами конца XIV в. — единения правителя и народа, мощной независимой Португалии. И чем дальше в прошлое уходили «золотые» времена Жоана I, тем с большей настойчивостью доказывал Лопеш величие свершений короля и португальского народа. Изображение раскола в стране в период социально-политического кризиса 1383–1385 гг. как события крайне трагического подчеркивает его концепцию политического и национального единства Португалии.

Лопеш предстает перед нами как «певец Португалии». Ему дорога независимость страны, он ищет и находит идеалы высокой доблести прежде всего в борьбе с посягательством на самостоятельность его родины. Особое значение и ценность приобретает у него выражение «истинные португальцы

». Несоответствие этому идеалу, возможность иного отношения к общепортугальскому делу, в понимании Лопоша, — предательство[102]. Именно так Лопеш-человек ощущает собственную страну и свое место в пей.

Но прежде всего на страницах хроник предстает Лопеш-историк. В историографии до сих пор идут споры: что же такое труды Лопеша — средневековые хроники или исторические исследования? Кто он — хронист или историк? По многим признакам сочинения Лопеша близки средневековым хроникам. Об этом говорит и их традиционное название, и хронологическая привязка изложения, и использование концепции «возрастов мира». И создавались они по королевскому заказу, повелевшему «изложить в хронике истории королей, бывших ранее в Португалии, и деяния короля Жоана»[103]

. Сходство с хрониками традиционного типа особенно заметно в его работе по раннему периоду истории Португалии.

Но в трудах Фернана Лопеша есть черты, резко отличающие их от обычных средневековых хроник. Прежде всего имеются в виду попытки проблемного изложения событий. Так, например, повествуя об осаде Лиссабона и о роли некоего Дьогу Пашеку, Ф. Лопеш делает отступление на целую главу, чтобы рассказать, что за человек Дьогу Пашеку «и почему он оказался на стороне Кастилии»[104]. Лопешу недостаточно просто пересказать прошлое, перечислить события, ему необходимо выяснить их истоки и связи, открыть причины, развеять сомнения и кривотолки. Внешне не противореча общему облику культуры своего времени, не отрицая роли неба в земных делах, он на практике ищет конкретные, реальные подоплеки явлений[105]

 и факты истории он пытается рассмотреть во взаимосвязи. Благодаря литературному таланту и историческому подходу описываемые Лопешем персонажи обретают объемность в пространстве воссоздаваемой им исторической действительности.

Лопешу чужда неточность или легковерность. Отношение к факту, к историческому материалу — это, пожалуй, самое главное в его методе, и одновременно это — водораздел между хроникой и исследованием. В стремлении к точности Лопеш пользуется методом сопоставления и приводит при этом различные версии и мнения, подвергает критике неверные, на его взгляд, точки зрения (например, по поводу численности войск в битве при Алжубарроте)[106].

Обилие используемого Лопешем документального материала тоже не случайно. В стремлении к исторической правде «всего нашего тщания, по словам Лопеша, недостаточно, чтобы установить голую истину».[107]

Именно в этом, в установлении истины, видит Лопеш задачу историка, и потому считает необходимым использовать документы из многих хранилищ, сопоставлять сведения различных авторов, не доверяя ничему без многократной проверки. При оценке чужих взглядов, при встрече с непонятными сведениями Лопеша отличает реализм, ясность мысли, обстоятельность доказательств и изложения[108].

Именно критическое отношение к документу и факту дает возможность защитникам Лопеша-историка считать его «основоположником, по крайней мере в Португалии, критической истории».[109] Возможно, в этом есть некоторое преувеличение. Суть же в том, что труды Лопеша нельзя оценивать только как хроники или только как исторические исследования. Очевидны бесспорные потери и в том и в другом случае. А своеобразие и уникальность творчества Лопеша в контексте как иберийской, так и мировой культуры именно в удивительном сосуществовании исследовательского подхода и прямого отражения исторической действительности. Такое переплетение — результат сложного, переломного характера эпохи Лопеша. Но нельзя не признать, что критический подход решительным образом выделяет Лопеша даже на фоне европейской современной ему историографии, и остается только сожалеть, что в истории исторической мысли он не занял пока подобающего места.