Поручение

Доктор Шверер взял лежащую на простыне руку Чехова. Прижал пальцы к его запястью и достал из жилетного кармана золотые часы, щелкнув крыш­кой. Секундная стрелка двигалась медленно, очень медленно. Он дал ей трижды обойти циферблат, пы­таясь уловить биение пульса. Было три часа ночи, но прохладой не веяло. Такой жары в Баденвейлере не помнили уже долгие годы. Все окна в обеих комна­тах были распахнуты, но в воздухе не чувствовалось ни дуновения. Большой темнокрылый мотылек вле­тел в окно и затрепыхался у электрической лампы. Доктор Шверер опустил руку Чехова на простыню. «Все кончено», — сказал он. Потом закрыл крышку часов и снова положил их в жилетный карман.

Ольга тут же вытерла слезы и взяла себя в руки. Она поблагодарила доктора за то, что откликнулся и пришел. Он спросил, не дать ли ей успокоительного — настойки опия или несколько капель валерьяны. Она качнула головой. Впрочем, у нее есть одна просьба. Прежде, чем будут поставлены в извест­ность власти и налетят газетчики, прежде чем Че­хов перестанет ей принадлежать, она хотела бы не­много побыть с ним наедине. Окажет ли ей доктор такую любезность? Может ли он слегка повреме­нить с сообщением?

Доктор Шверер пригладил пальцем усы. Почему бы нет? В конце концов, какая разница, узнают о слу­чившемся сейчас или несколько часов спустя? Оста­валось ведь только одно, выписать свидетельство о смерти, а это можно сделать утром в своем кабине­те, сначала немного поспав. Доктор кивнул и со­брался уходить. Пробормотал соболезнования. Оль­га наклонила голову. «Вы оказали мне честь», — ска­зал доктор Шверер. Потом взял свой чемоданчик и покинул комнату, покинув и нашу историю.

И в этот момент из бутылки вылетела пробка; на столешницу поползла пена. Ольга вернулась к смертному ложу Чехова. Она сидела на табуретке, держа его за руку, время от времени поглаживая по лицу. «Не было вокруг ничьих голосов, никакой суе­ты обыденной жизни, — пишет она, — только красо­та, покой и величие смерти...»

Она провела с Чеховым всю ночь, пока, на заре, в гостиничном саду не засвистали дрозды. Потом от­туда же донесся скрип передвигаемых столов и сту­льев. Вскоре до нее стали долетать голоса. Затем по­слышался стук в дверь. Она, разумеется, решила, что это какой-нибудь чиновник — из медицинской комиссии или из полиции, что придется отвечать на вопросы и заполнять бумаги, или, может быть, хотя и вряд ли, это доктор Шверер привел сотрудника похоронной конторы, который поможет забальза­мировать тело для отправки в Россию.

Но она увидела того же белобрысого юнца, кото­рый несколько часов назад принес шампанское. Од­нако на сей раз брюки его были тщательно отглаже­ны, стрелки заутюжены, а обтягивающая зеленая ту­журка застегнута на все пуговицы. Совсем другой человек. Сна ни в одном глазу, пухлые щеки гладко выбриты, волосы причесаны, во всем видна готов­ность угодить. Он принес фарфоровую вазу с тремя чайными розами на длинных стеблях. Ее он протя­нул Ольге, щеголевато щелкнув каблуками. Она, по­давшись назад, впустила его. Юнец сказал, что при­шел забрать бокалы, ведерко и поднос, да. А еще ему поручили передать, что из-за сильнейшей жары зав­трак сегодня подают в саду. Он выразил надежду, что погода не слишком изнурительная. Извинился за нее.

Женщина слушала рассеянно. Пока он говорил, она не смотрела на него, а разглядывала что-то на ковре. Она скрестила руки, обхватив локти. Тем вре­менем, все еще держа вазу в руках, юноша, ожидая распоряжения, оглядывал комнату. В открытые окна лился яркий солнечный свет. Комната была прибра­на и казалась нетронутой, почти нежилой. Ни одеж­ды, брошенной на стулья, ни башмаков, ни чулок, ни подвязок, ни корсетов, ни открытых чемоданов. Ни­каких следов жизни, одна тяжеловесная гостинич­ная мебель. Потом, поскольку женщина продолжала смотреть вниз, он проследил за ее взглядом и сразу заметил пробку у самого носка своей туфли. Женщи­на ее не видела, она смотрела на что-то другое. Юно­ша хотел нагнуться и подобрать пробку, но руки у не­го были заняты розами, и он боялся, что, обратив на себя внимание, совершит еще большую неловкость. Пересилив себя, он отвлекся от пробки и поднял глаза. Безупречный порядок, если не считать откры­той, наполовину пустой бутылки шампанского, ко­торая стояла, вместе с двумя хрустальными бокала­ми, на маленьком столике. Он еще раз оглядел ком­нату. В открытую дверь было видно, что третий бокал стоит в спальне на прикроватном столике.