Поселение

"Чем хорошо начало весны в тайге для приемщика древесины?" И никто не ответит, сам и укачу на "мерседесе" (в Серебрянку, конечно, - давняя мечта). Ведь что в голову приходит: на тетеревиные бои полюбоваться? Их и все видят, не только приемщик. Пока до делянок едем - два-три ристалища. Солнышко уже загарное? Так в середине весны еще подбавит. Нет-нет, все не то.

Что же тогда? А вот: начало весны - единственное в году время, когда по тайге можно как по парку гулять. Летом - валежник, папортник, не продерешься. Зимой - только на широких лыжах, но их нет, а и были бы - отметут: куда это наладился?

Зато в начале апреля каждое утро - два-три часа - великолепный наст: гуляй, не хочу.

Пытались меня волками запугать, какая-то тут разновидность: рыжие, помесь с собакой. Ни огня, ни тракторов не боятся - помельче, правда, обычных. Но это в голове не укладывалось: чтоб меня волки съели - не хватало воображения. Поэтому не слишком боялся, хотя топор брал, для самоободрения. А волки тоже не дураки - лосей кругом немеряно, не сравнить же с зэком по калорийности.

Памятная весна! Одна за другой - три эпохалки: новая любовь, школа заработала и Чернобыль рванул. По значимости - в убывающей перечисляю. Может, и вовсе бы Чернобыля не заметили, но Игорек, наш с Гариком семьянин, - киевский, оттуда посылки получает. Потому вникаем: так ли безвредно всё, как по телеку уверяют? Или с рентгенами тушенку хаваем?

Ловим голоса, откуда еще и дознаешься. И выясняется: да, с рентгенами. Потом уже и наши разоткровенничались, но пару посылок мы приговорили к тому времени. У Гарика от мнительности утренние эрекции прекратились; переполошился парень, клянет мирный атом. У Кальтенбруннера выклянчил пару див, для эксперимента.

- Всё, Леня, завтра сяду под березкой, сосредоточусь, а если нет - на той березке и повешусь, - с пафосом, на слезу бьет.

- Брось ты, Гарик, мало ли других радостей, - подыгрываю.

- Радостей много, а перец один. Ты мне что предложишь: стихи писать?

- Зачем сразу стихи? Можно прозу.

- Ты мне хоть одного импотента-прозаика назови. Может, вы изучали в Герцена? Не Толстой ли?

Нет, Толстой не годится для утешения. Поставил в тупик. Не могу припомнить.

- Видишь, все к одному: не жизнь без перца.

- Ну, хоть записку оставь: "В моей смерти прошу винить сержанта Доноса". Может, переведут гниду. - У нас на зоне, под Питером, в мою бытность четверо с собою кончили - и хоть бы один с пользой для дела. Только о себе люди думают.

- Сделаю, ладно.

Но, увы, не удалась подляна для Доноса: сработали кальтины развратницы.

Зато к "Голосу Америки" мы пристрастились. Работяги посапывают всеми отверстиями здоровых организмов, а мы выцеживаем по ночам клевету из шуршания, проникаемся.

(У нас радиола - старинная, с зеленым глазком. И пластинки есть.) Не до глубины пробирает, правда. У них тогда на "Голосе" в отделе кадров наш диверсант работал. Для русского вещания всех сотрудников с еврейским выговором подобрал - всерьез они не воспринимались. Но забавно слушать, как злопыхают отщепенцы.

Даже про наши края однажды шипели, про соликамский БУР, "Белый лебедь" знаменитый. Игорек-то сподобился, побывал там. Канюка пристроил на месяц, в прошлом году.

- Чтобы тебя под мореный дуб, Омельченко. Иначе опять поедешь.

Нет, хватило месяца, дошел до указанной кондиции.

- Я тогда одним спасся: мне мужики хорошего кобеля заколбасили. Недели две его жрал - зима, не портится. А так бы крякнул, думаю.

Ну, про кобеля по "Голосу" ничего не говорили, у них там другой стиль: "узники", "томятся", - но все равно приятно: и провинцию вспомнили, не только московских жидков. Но в основном - о них, с ними, они. "Голос Америки", одно слово.

Берут интервью у очередного:

- В чем, по-вашему, причины нынешнего кризиса в России?

- Бога забыли.

У самого один храм - ОВИР, но радетель веры, как же! Ничего мы не забыли, вот Он нас - вполне вероятно...

- Лень, а вас в институте учили, как детям трактовать?

- О чем?

- О религии.

- Нет, зачем.

- Как? Вы же бойцы идеологического фронта.

- Дети об этом не спрашивают.

- А вдруг - завяжется базар?

- Не знаю. Я на практике "Школу" Гайдара проходил...

- Да-да, помню. Пацан замочил кого-то. А потом его кента зашмаляли...

- Ну, Чубука. Так что - откуда базар? Там ясно всё.

XXII

Прислали, наконец, бумажку из деканата, и вот - учительствую. Разумного, доброго целый воз накопил - раз в неделю тащу его в массы. Массы мои пока что - два местных паренька. Еще зэков должно быть с десяток, тех, кто восемь на воле не успел, дела замотали. Но их и тут дела заматывают - почти не ходят ко мне.

Причины - сплошь уважительные, да и труд - лучший учитель, я не в обиде.

Местные же эти - ребята простые, но любознательные:

- Кто Пушкина убил? Лермонтов?