Поселение

Повязали по этому делу Володьку Ленусиного. До нас дошло, что и не отпирался парень, вроде как ждал только случая признать вину. Самому сдаваться глупо, конечно, но и жить с этим - тяжело, понимаю.

Володька! Если б знал я заранее, что так обернется - я б тебя главным героем сделал. Теперь-то поздно уже, не с начала же начинать.

Впрочем, поскольку я не в курсе, по пьяне ты пальнул или в трезвом уме - слегка тускнеет мой интерес. (Если по пьяне - то совсем не интересно.) Но вот с кем ты трупешник в Вишеру сплавлял - за это бы дорого дал, чтоб выяснить. Одному неподсильно, без транспорта не обошлось. Собянин, что ли, посодействовал? А Ленуся? Она-то как здесь, каким боком? Кроме Володьки, никого даже на допросы почти не дергали. Так, по разу Ленусю да соседей - это мне потом Серега Перчаткин рассказывал, когда я к нему зашел после откидки. Странно немного - убийство все-таки, хоть и зэка. Значит, по Володькиной версии - без подельников, без свидетелей, всех отмазал. Ну, и молодец. Семеру на уши повесили - убийство на почве ревности, легкая статья, по одной трети на химию идет. Не то что моя ни амнистий, ни льгот, кроме поселка. Надо, ребята, сначала кодекс изучать, потом за дело браться. А то вот задним умом только и крепчаем. Правда, двухстволки у меня все равно под рукой не было. Теперь имею, после бати осталась, зато жены нет и хахалей, соответственно, - не в кого стрельнуть. Ну, еще не вечер, пусть лежит пока на антресолях, дозревает.

В начале сентября Гарика перевели на Сыпучи - другое поселение, поглуше, километров сорок от нас. Письмишко от него получил вскоре - хвалил очень сыпучевский лес, такие дубаны, дескать, в Серебрянке и не снились.

"А угадай, кто тут замполитом? - Наш - помнишь, который зимой сбежал. И Котря с ним, только не работает нигде, дома сидит. Вообще тут скучнее, Ленчик, баб нет почти, один магазин всего, но продавщица уже под седлом, не пристроишься. Зато бухалом торгует - почти открыто, крутой бизнес. (Мне это письмо ребята передали, так бы Гарик не пустился в подробности - цензуруют же нашу корреспонденцию.) Режимник хотел с обыском к ней она на всю деревню его жене орала: "Пусть придет только, я ему в фуражку столько насру - не утащит!" Душевная женщина, жаль, покороче не сойтись", - в таком духе страницы три. Гарик ведь и там мастером, времени навалом, а уши свободные еще не нашел, как я понял. Потом были три-четыре весточки, но посуше - потому что по почте.

Вдвоем нам непривычно, скучновато с Игорьком семействовать - взяли мы третьего, Славика. Мой ровесник, из Ростова, веселый парень, здоровенный казачина, а главное - два раза успел до тюрьмы жениться, и обе жены к нему теперь приезжали поочередно. Славик-то им хитроумный график составил - чтоб не столкнулись, но хозяин выдал: рассказал второй о первой. И все увещевал многоженца: нельзя, мол, пора определиться. Славик кивал усиленно, но письма с поцелуями продолжал слать обеим. Так с ними и надо, между прочим, - женщины только в полигамии свое место осознают. А как признаешься: ты у меня одна - всё, на голову садятся.

Погорячился Владимир с выбором религии - к мусульманству получше стоило присмотреться. "Руси, - говорит, - веселие есть пити", - так оттого и пьем, что эти на голове сидят. Тысячу лет уже за Красное Солнышко расхлебываем.

XXXIX

Иногда самого себя спрашиваю: ты это в шутку или всерьез? И, подумав, отвечаю по-еврейски - вопросом на вопрос: а вся жизнь - в шутку или всерьез? Для серьезности - слишком много игры, для игры - слишком много серьезности. (Это один дядька знаменитый так про шахматы сказал.) Но жизнь - такой и должна быть.

Какой же серьез, если столько вещей выше разумения - а ему одному серьез и нужен, но и какая ж игра, если правил мы не знаем и своих не установишь.

Вот - без абстракций: даже Уголовный кодекс не нами составлен. И это бы ладно, но и такой-то - никто не читал толком. В школьные хрестоматии надо включить, как завершение программы. А сзади на обложке курсивом пустить - из Экклезиаста: "Что сверх всего этого, сын мой, того берегись: составлять много книг - конца не будет, и много читать - утомительно для тела".

Экклезиаст вот почему вспомнился: остался мне ровно год до звонка, такой же круглый, катящийся - как и предыдущий. Осень - зима - весна лето - осень (в октябре освобождаюсь). Это и навевает соблазн циклизма: "что было, то и будет, что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Род проходит и род приходит, а земля пребывает вовеки".

Так хорошо, покойно, гладко, кругло - хочется забыть, что 2000 лет назад - кольцо разорвано. Нет больше повторяемости рода, и Земля не навеки, появилось другое средоточие: Лицо, неповторимое и вечное.