Поселок на краю Галактики

— Не преувеличивай. Для Будущего ты пока что автор «Реквиема по червю», а не повести «Ченч».

— Я бы и рад ее не дописывать, — совсем огорчился Илья, — но раскрыть тайную и явную суть эдиков — мой долг.

Вечером дождливого сентябрьского дня мы уходили в Будущее.

Выбор на участие в эксперименте выпал на моего друга. Новгородец не обиделся.

— Эта штука исчезнет? — спросил он, указывая на МВ, торчавшую посреди просторного зала.

— Еще как исчезнет! — хмыкнул мой друг. — А я даже не знаю, больно ли это.

— Не волнуйся, — успокоил я Илью. — Принцип действия МВ, он лежит вне механики. Но зато Будущее будет выглядеть самым реальным образом. Оно будет столь реально, что там запросто можно набить шишку на лбу. Поэтому — никаких вольностей, Илья. Если тебе зададут вопрос, постарайся ответить, но сам не заводи никаких бесед. Наше дело — прислушиваться, запоминать. Случайная фраза, анекдот, даже разговор о погоде — нам интересно все! Ведь это Будущее, которое создавали мы!

…………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………. странные, без форм фонари, даже не фонари, а радужные пятна мерцающего светящегося тумана, плавали в рыжей дубовой листве. Нигде не раскачивались бесконечные, закопченные, скучные, как сама скука, троллейно — трамвайно — электро — телефонные сети, та тусклая мертвая паутина, которая в конце XX века оплела все материки.

МВ мы оставили в плотных кустах сирени.

Парк или лес — мы не видели вокруг ни одного здания. Наверное, и наш институт давным — давно перенесли совсем в другое место, не говоря уже о деревянных домиках, которые когда-то окружали шоссе. Илья, конечно, не удержался, шепнул:

— Тут рядом дача писателя Курочкина. Давай заглянем к Курочкину, глянем на старика!

— Очнись! Какая дача? Какой писатель?

— Нам нужны люди!

Впрочем, волновался он зря. То тут, то там мелькали среди кустов, за деревьями, на зеленых газонах многочисленные пестрые платья, платки, накидки. Где-то недалеко раздался неясный нам шум, похожий на шипенье пневматики, и народу на многочисленных аллеях и дорожках сразу прибавилось.

— Пикник? Праздник осени?

Илья не ответил.

Илья остолбенело смотрел под ноги.

Я тоже опустил глаза.

Вся та плотная шершавая масса, которая заменяла тут асфальт и сквозь которую легко, свободно прорастала трава, в самых разных местах размашисто и красиво была исчеркана разноцветными мелками.

«Ждем у эдика!»

«В пять у здика!»

«Сегодня у эдика!»

«Мы у эдика!»

Неизвестный нам эдик, пусть его имя и писалось со строчной буквы, был здесь весьма популярной личностью. Только непонятно, где он принимал такую прорву народа? Мы вдруг развеселились: к плохому человеку столько людей просто бы не пошло. Эдик так Эдик.

В конце концов, это имя могло обозначать вообще не то, о чем можно было подумать. К тому же, в той стороне, где, по нашим предположениям, находился академгородок, вознеслись в небо ракеты. Огни расцвели вверху, как чайные розы, и шум толпы сразу стал ровней и слышнее.

— Они что-то выкрикивают… Что они выкрикивают? — не понял я.

— Галлинаго!

— Что это?

Илья пожал плечами. Мы в Будущем, говорил этот жест. Не в том будущем, куда мы попадаем, теряя здоровье и годы, а в том, куда меня затащил ты. Поэтому не требуй скорых объяснений.

Нас то и дело обгоняли люди. То девушки в цветных полупрозрачных накидках, то ребята в костюмчиках спортивного покроя. Кто-то напевал, кто-то смеялся, кто-то пританцовывал от нетерпения, и все они время от времени начинали шумно, с восторгом скандировать:

— Галлинаго! Галлшаго! Галлинаго!

Вынырнул из толпы, восхищенно уставился на Илью низенький веселый кореец, наверное гость города. Губы его шевелились, старательно выговаривая все то же слово, а в руке, поднятой над головой, он держал самую настоящую книгу. Илья не выдержал:

— Галлннаго!

Кореец незамедлительно выкрикнул:

— Он опять с нами!

И толпа ликующе поддержала:

— Галлинаго!

— Ты писатель, — шепнул я Илье. — Твой запас слов богаче моего. Ищи смысл. Что такое «галлинаго»?

Илья запыхтел. Дескать, если мы и не знаем, этот галлинаго все равно опять с нами.

И ускорил шаг.

Он уже подчинился толпе, он уже привык к ней.

— Вспомнил!

— Что ты вспомнил?

— Буро — черная голова… — не останавливаясь, процитировал Илья. — По темени широкая полоса охристого цвета… Спина бурая, с ржавыми пятнами… Длинный острый нос, ноги серые, с зеленоватым отливом… Гнездится по болотам… Я даже вспомнил, с чем мы его ели!

— Кого? — не понимал я.

— Ну как кого? — радовался Илья. — Галлинаго! Галлинаго галлинаго Линнеус. Наших болотных куличков, которых давным — давно доел Эдик Пугаев!

А ликующая толпа уже вынесла нас на круглую, прогнутую вниз, как воронка, площадь, и там, над этой площадью, в самом центре ее, над тысячами праздничных лиц, обращенных к небу, мы увидели монумент, над которым переливались невесть как высвеченные в небе слова:

ГАЛЛИНАГО! ОН ОПЯТЬ С НАМИ!