Пощады не будет

Спустя две минуты к нему подвели высокого, могучего мужчину с начавшей седеть головой и роскошными, по моде всей королевской армии, усами.

— Капитан Дежеус?

Тот склонился в глубоком поклоне.

— Так точно, ваше высочество.

— Что творится в полку? Тот замялся:

— Ваше высочество, я некоторое время… не мог лично принимать участие в жизни полка… но… полагаю… командир дал личному составу выходной… поэтому все несколько…

Хм, не наушник и готов защищать даже такого командира. Этот капитан нравился Грону все больше и больше. Он окинул взглядом двор бывшего разбойничьего гнезда. Около сотни солдат повылезали из всяких щелей и теперь настороженно пялились на него.

— Хорошо, — кивнул Грон, — постройте полк.

Через полчаса во дворе замка выстроился прямоугольник из слегка покачивающихся шеренг. Большинство солдат оказались изрядно пьяны, хотя чему удивляться, если на ногах не держался даже караул.

Грон спрыгнул с коня, жестом показав, что латникам не требуется повторять это, и, чуть возвысив голос, приказал:

— Напра-во!

Колонна нестройно повернулась.

— Бего-ом марш!

Колонна, глухо бурча, разнобойно затопала по дороге. Грон побежал рядом, по обочине. Капитан Дежеус топал рядом.

Первые три сотни шагов в глубине колонны еще слышалось ворчание, но затем все затихло. Грон крутанул рукой, отправляя латников в конец колонны, и вскоре оттуда послышались хлесткие удары хлыстов.

Грон остановил колонну только через пять миль, добежав до подножия крутого холма. Несмотря на все усилия латников, полк растянулся почти на милю, так что, когда первые успели уже успокоить дыхание, последние еще только подтягивались к холму, едва переставляя ноги. Грон дождался последних, а затем легко взбежал вверх по склону на десяток шагов, чтобы быть видным всем — от первой до последней шеренги.

— Быдло! — негромко, но так, что это слово отчего-то было хорошо слышно всем, произнес Грон. — Тупое, пьяное и распоясавшееся быдло — вот вы кто, а не солдаты Агбера. Вы — хуже предателей, потому что из грозных воинов, при воспоминании о которых трепещут в страхе сердца насинцев, генобцев и всех, кто хоть раз в жизни посмел бросить вызов непобедимой армии королевства Агбер, вы превратились в бесполезное стадо свиней. Потому что от предателей и так все ждут подлости и трусости, а на вас… на вас бы надеялись те, кто вместе с вами держал бы линию, почитая ее несокрушимой. А вы? — В его голосе прозвучало столько презрения, что ближние к нему даже отшатнулись. — На что вы оказались бы способны? На бегство? На истошные вопли, в тот момент когда вас просто резали бы как свиней? Вы — дырка, вы — смерть ваших соратников, вы — позор своих семей и всего своего рода!

Колонна глухо молчала. Коннетабль говорил страшные, обидные слова, но за эти пять миль большинство успело протрезветь, так что они уже понимали, что все, что говорит коннетабль королевства, пусть горькая, противная, даже ненавистная, но правда. Вот только не вся правда…

Но это понимал и сам Грон. Он повернулся к капитану, с угрюмым видом стоявшему в строю вместе с солдатами:

— Капитан Дежеус!

— Я, ваше высочество!

Грон жестом подозвал его к себе, а когда тот вытянулся перед ним, громко, твердо произнес:

— Вручаю вам этот полк. Отныне вы — его командир.

Глаза капитана изумленно расширились, но затем он вытянулся еще больше и глухим от волнения голосом произнес:

— Слушаюсь, ваше высочество.

А Грон повернулся в сторону полка и добавил:

— А вы станете единственным в королевской армии полком, которым командует капитан. Понятно?

Это было очень серьезно. Ибо по положению о денежном довольствии финансы на подразделение или часть выделялись исходя из звания его командира, который потом и распределял их в соответствии со штатным расписанием. Так что этим решением весь полк садился на голодный паек и обрекался на денежное довольствие, обычно выделяемое на роту. Поэтому ответом Грону был тихий тоскливый всхлип. На большее никто не решился.

— И что-то для вас изменится, — продолжил между тем Грон, — только тогда, когда вы докажете мне, что снова стали настоящими солдатами. И учтите, я буду весьма пристрастным.

На этот раз ответом ему была тишина…

Маркиз Когелен изволил явиться в свой замок только через полтора дня. К тому моменту полк уже успел изрядно измениться. Двор был чисто выметен, на воротах стоял молодцеватый караул, а выделенные команды солдат усердно белили казарменные здания.

Маркиз, одетый в довольно шикарный камзол, правда не имеющий никакого отношения к военному мундиру, въехал в ворота и остановил коня.

— Хм, — недоуменно произнес он, — кто это тут так постарался?

— Сержант Леглен, вероятно, — наклонился к нему виконт Бевеньи, его самый близкий друг и прихлебатель, давно уже совершенно забивший на собственную роту, но зато неизменный соратник маркиза во всех его делишках и развлечениях. — Я вам докладывал, ваша светлость, чрезвычайно продувная бестия…