Послание

И то, как совершенно неожиданно на месте провала, где когда-то выходил фасадом на Кьядрог дом Менара, я увидел в лунном свете высокие колонны и наглухо закрытые ставни на окнах, и каменную голову льва над входом - и сердце заколотилось от самому мне непонятной ненависти, и сжались кулаки, и я, наверное, даже зарычал от злобы. Но сквозь видение просвечивали звезды, и наваждение отступило, и я двинулся дальше.

Так и дошел я, ни разу не сбившись с пути, до зала правителя Кьерра. И только на пороге поймал себя на удивленной мысли, вернее, на каком-то недоумении - зачем я здесь в этот час, что я здесь делаю? Но было уже поздно - я переступил через высокий порог. Я снова был там, где много веком назад воцарился злой дух Кьерра, я снова был в его власти. Остановиться я уже не мог. Я включил фонарь и направил его на стену.

И снова начали разворачиваться передо мной безумные картины, вырезанные в камне безумным правителем. И снова слух мой наполнился величественной музыкой. И черный провал, вставший передо мной в кошмарном сне, сжался и исчез, а то, что я видел теперь на его месте, наполнилось смыслом и ожило, обступило меня со всех сторон.

- Менар! - прошептал я, содрогаясь от ненависти. - Менар!

От окон под высоким куполом зала, тянулись, исчезая за колоннами, столбы солнечного света. Где-то там чирикали вездесущие воробьи - надо будет приказать управителю выбросить гнезда проклятых птиц из щелей в основании купола. Ах да, я уже приказывал это вчера, но посланный туда раб упал и разбился, а остальные теперь боятся. Они боятся смерти больше, чем меня, но я покажу им, что это ошибка. Они должны видеть в смерти только желанное но недоступное избавление.

Но это не главное.

- Менар! - снова прорычал я сквозь зубы ненавистное имя.

В руках что-то было. Ну конечно, молоток и резец. Я взглянул на стену, у которой только что работал, потом бросил инструменты прямо на пол перед собой. Что толку во всем этом? Ничтожества, они никогда не поймут! Они не посмеют понять! Но они запомнят. И долгие века будут содрогаться от сотворенных мною жестокостей. А иные, самые ничтожные из всех, будут восхищаться ими.

Но они запомнят и Менара.

И ее - но ее имени они не узнают никогда. Никто из живых не знает ее имени, все, кто ее знал, уже мертвы. Как и человек, который на них донес. И пусть они теперь гадают - они бессильны перед тем, что я совершил.

Только Менар, один только Менар сумел уйти от моего гнева!

Я быстро пересек зал, распахнул двери. Несколько рабов, ожидающих поручений, скорчилось в поклонах на полу. Но сейчас мне было не до них - я поднялся по лестнице на второй этаж и пошел прямиком к выходу. Стражники, едва завидев меня, отступали в стенные ниши и застывали, стараясь даже не дышать. Эти тоже боятся. Дурачье! Все меня боятся. Боятся и ненавидят. И никто не любит - даже Рьег вчера на охоте зарычал на меня, и я приказал его убить. Она сказала, что меня нельзя любить - неужели она была права? Но за что, за что боги так прокляли меня?!

Я подошел к главным дверям дворца, и они стали медленно раскрываться. Проклятые рабы! - но сейчас мне было не до них, сейчас они остались жить. Я спустился по лестнице вниз, во двор, сел на Диггана, который уже стоял наготове. Мохьерт с десятком из Золотой стражи был уже верхом и ждал приказаний. Лицо его было непроницаемо, как всегда - но он тоже боялся! С тех пор, как я приказал месяц назад четвертовать Курога, он тоже стал бояться меня. Может, это и к лучшему - Мохьерт не из тех, кто может бояться долго. Может, это он однажды ударит меня в спину и положит конец мученьям. Если только я не прикажу казнить его раньше.

Я молча тронул Диггана, выехал в распахнутые ворота и пустил коня вскачь. Я не оглянулся на стражу - если кто отстанет, то вечером будет висеть перед воротами дворца. Это вечный порядок, и не я завел его. Этот порядок оправдан и мудр, он сохранится и после моей смерти. Порядки, которые завел я, бессмысленны, и они умрут вместе со мной. Но их запомнят, им будут ужасаться и тысячи лет спустя, и никто не посмеет посмеяться надо мной так, как это сделал Менар!

Кто-то не успел отскочить в сторону с моей дороги - но крик его послышался уже сзади, из-под копыт стражи. Короткий крик - мучения его были недолгими. Кто это был - раб, нищий, горожанин, богатый заезжий купец? Безразлично - все они лишь пыль у моих ног. И никто, никто из них не посмеет смеяться надо мной после моей смерти!